Лосский – Сочинения - Семь дней по дорогам Франции

Избавлением от оков «вавилонского пленения» русской богословской мысли, можно назвать очередное появление в нашем интеллектуальном пространстве блестящей работы Владимира Николаевича Лосского (1903-1958). Получив ученую степень по истории Средних веков в Сорбонне, он продолжал слушать лекции профессора Этьена Жильсона, стараясь у него, по его собственным словам, «учиться строгости западной мысли, сочетая ее с тяготением в глубину».

 

Он как нельзя лучше подготовился к сложному поприщу тончайшего осмысления средневековой духовной традиции. Этот неувядающий на протяжении всей жизни интерес к Средневековью, и к средневековой мысли, в частности, со всей интеллектуальной мощью и утонченной эрудицией, прекрасно отражен в предлагаемом читателям исследовании о французском средневековом богослове и мистике XII столетия Бернарде Клервоском (1091-1153).

Текст публикуемой книги «Семь дней по дорогам Франции» до сих пор не издавался на французском языке. Его автор Владимир Лососий написал этот рассказ-раздумье непосредственно после пережитого в июне 1940 года, так сказать, в момент полного разгрома, в разгар массового исхода. Однако его странствия по Франции, как видно из содержания книги, было не только бегством от вторжения вражеских войск. Напротив, он ходил от одной жандармерии к другой, неуклонно продвигаясь на юг, в постоянном стремлении принять участие в защите французской земли, сразиться с неприятелем (в 1939 году в ряды армии его не приняли из-за четырех малолетних детей и сердечной недостаточности). В конечном счете, потерпев поражение в своем военном предприятии, он вернулся к семье в местечко «Ла Борнь» в департаменте Лот возле Мартеля. Прибыв туда, он сел за написание путевых записок «Семь дней по дорогам Франции».

 

Рукопись «Семь дней по дорогам Франции» ранее не издавалась потому, что семья Владимира Лосского остерегалась превратного истолкования ее ходом политических и религиозных событий того времени. В России в мрачную эпоху СССР, даже такой широко известный богослов как патриарх Сергий, и все, кто имел серьезное отношение к богословию, могли попросту столкнуться с обвинением КГБ в «монархизме, ностальгии о старом режиме и чистой воды контрреволюции». И его труды, переведенные на русский язык его другом, Верой Рещиковой, по большей части был преданы молчанию в Церкви. Во Франции и за рубежом могли бы и тогда, и ныне, в определенных кругах- как политических, так и религиозных - пожелать «вернуть назад», используя в своих интересах, этого превосходного богослова, представив его «человеком правым» (притом крайне правым). Это вполне могло произойти в православной среде - например «России» после либерализации, когда крайне консервативные богословы (и зачастую ностальгирующие по «традиционной» связи Церкви и народа, понимаемой в смысле Церкви и Державы, предпочтительно монархической) соблаговолили бы вычитать здесь некое подтверждение своих представлений о Владимире Лосском как о неком идеологе «традиционного» Православия, созвучного их настрою (следует понимать - «традиционалисте»). Следуя путем замещений, они могли бы еще более укрепиться в личном самоощущении православного национализма. Всякое «возвращение» такого рода оказалось бы в полном противоречии этому произведению и образу Владимира Лос- ского. И поэтому нам показалось необходимым кое-что пояснить в момент выхода в свет «Семь дней по дорогам Франции».

 

Не стоит забывать, что для этого русского православного богослова, который оставался исконно русским и православным человеком при всех неожиданных поворотах его жизни и судьбы, Франция не была всего лишь «спасительным островком», как для большинства эмигрантов. Безусловно, она была и прибежищем, но, прежде всего, являлась землей его сознательного выбора. Безграничная любовь к Франции берет свои истоки в далеком детстве. Она передалась ему через француженку-гувернантку мадемуазель Софи Рейно (Мазяси - на такой манер уста ребенка выговаривали слово «мадемуазель»), ставшей, можно сказать, членом семьи, в которой дети души не чаяли.

 

Это любовь к Франции, и через нее к Западу, очень рано переросла в страсть, своеобразно воплощенную в идеале средневекового рыцарства. Всю свою жизнь Владимир Лосский сохранял верность духу этого идеала. Его богословские поединки напоминали рыцарские турниры, когда битва за истину, преисполненная уважения к «противнику», сочеталось с абсолютной интеллектуальной учтивостью. В духе такой рыцарской чести он всегда старался пестовать своих собственных детей. Братство св. Фотия, которое он долгое время возглавлял, стало для него чем-то вроде Круглого Стола, некого христианского рыцарского ордена. Взыскание Грааля представлялось в его глазах бесконечным исканием первозданной чистоты православной веры, где она и находилась. Рыцарские темы получили окончательную кристаллизацию благодаря влиянию Дмитрия Васильевича Болдырева, близкого друга семьи и блестящего знатока этого круга вопросов.