Лурье - Антисемитизм в древнем мире

Судьба книги Соломона Яковлевича Лурье «Антисемитизм в древнем мире» была несчастливой. Она многократно перепечатывалась — нынешняя публикация уже пятая, и это не считая того, что ее вторая часть «Причины античного антисемитизма» была включена как приложение в книгу «Евреи в России и СССР», написанную идейным противником автора — патологическим антисемитом, печатающимся под псевдонимом Андрей Дикий, и издавалась в ее составе.

 

Подготовка текста, предисловие, комментарии И. А. Левинской; издание 2-е, исправленное и дополненное автором.

М.; Иерусалим: Мосты культуры/Гешарим, 2009. - 400 с

ISBN 978-5-93273-293-8

 

И. А. Левинская. Предисловие

Антисемитизм в древнем мире, попытки объяснения его в науке и его причины

Часть первая Антисемитизм в древнем мире и попытки его объяснения в науке

Часть вторая Причины античного антисемитизма Общие замечания 

Библиография (сост. И. А Левинская)

Комментарии (И. А Левинская)

Приложения

 

Страсти вокруг книги Лурье кипят только в русскоязычном котле. Она практически неизвестна в западном мире. Казалось бы, отсутствие знакомства с книгой Лурье легко объяснимо: русский не входит в число иностранных языков, широко преподающихся в учебных заведениях на Западе и, соответственно, известных тем, кого интересует проблема, в ней обсуждаемая. Однако опыт показывает, что выдающиеся или, по крайней мере, важные сочинения, написанные на любом языке, находят путь к западному читателю — я была знакома в Кембридже со специалистом по античной философии, который выучил русский язык ради того, чтобы прочесть книгу С. Я. Лурье о Демокрите. Если бы репутация книги Лурье об антисемитизме была столь же высокой и ученый мир знал бы о том, что она представляет ценность, то иностранные исследователи нашли бы способ с ней познакомиться. Но произошло прямо противополжное. В 1926 г. в авторитетном лейпцигском научном еженедельнике появилась резко отрицательная рецензия на Антисемитизм в древнем мире, и это решило судьбу книги на Западе: автором рецензии был Элиас (Илья) Бикерман, в то время восходящая звезда в областях античной истории и иудаики, вскоре полностью оправдавший возлагавшиеся на него надежды. С. Я. Лурье ответил на рецензию в том же журнале, Э. Бикерман поместил ответную жесткую реплику, и книга для западных читателей интерес представлять перестала.

 

Спустя пять лет в энциклопедии Pauly-Wissowa появилась статья Хейнеманна «Антисемитизм», в которой автор упоминает книгу С. Я. Лурье и излагает ее основную идею, но не считает нужным ее обсуждать, а просто предлагает читателям заглянуть в разящие наповал размышления (durchschlagenden Bedenken) о ней Бикермана. Лишь изредка в серьезных работах, или специально посвященных проблеме ненависти к евреям в древности, или упоминающих об этой проблеме, встречается название книги С. Я. Лурье со ссылками на пиратское гржебинское издание. В работе П. Шефера «Юдофобия» Лурье назван как один из исследователей, считающих Цицерона первым римским автором, зараженным «антисемитизмом». О концепции С. Я. Лурье автор ни словом не упоминает.

 

Ее кратко разбирает Цви Явец, который, впрочем, заимствовал и ироничный пересказ, и оценку книги из рецензии Бикермана. Несколько строк книге Лурье (в гораздо более уравновешенном тоне) посвящает Виктор (Авигдор) Чериковер, уроженец Санкт-Петербурга, выпускник Московского университета, после эмиграции из России оказавшийся в Берлине одновременно с Бикерманом и так же, как тот, учившийся у знаменитого папиролога У. Вилькена. Он относит концепцию Лурье к политическим объяснениям вражды между евреями и остальными народами: «Лурье предлагает более общую формулу политического антагонизма между евреями и греками. С его точки зрения, евреи оставались политической и национальной единицей даже за пределами своей страны, а греки это не хотели признать». Далее, он отмечает, что политическая теория способна решить отдельные проблемы, связанные с ростом антиеврейских настроений в различных местах, но не может объяснить происхождение антисемитизма как явления в его полноте.

 

Почти полное игнорирование книги Лурье происходило на фоне все возрастающего интереса к проблеме происхождения антисемитизма, которая стала очень интенсивно разрабатываться в науке — особенно после Второй мировой войны. В мире после Освенцима попытки найти исторические корни и истоки преступления, обрекшего на смерть шесть миллионов, приобрели особую актуальность.

 

Одним из болезненных и широко обсуждавшихся в послевоенное время вопросов была легитимность самого термина «антисемитизм» (который Лурье под сомнение никогда не ставил, и этому были свои причины, о чем ниже), и ему пытались найти замену. Многие исследователи полагали, что он не только не помогает понять явление — враждебность по отношению к евреям, которое он призван обозначить, но скорее этому препятствует. Более того, некоторые считали, что искать антисемитизм или какие-то его отдельные черты в древности — занятие не только бесперспективное, но и порочное. «Поиски отдаленного истока антисемитизма и утверждение, что антисемитизм как таковой существовал в древнем мире, — не одно и то же, и важно эти вещи не путать, — написал пятнадцать лет тому назад Николас де Ланж в статье, в которой он попытался суммировать итоги изучения этой проблемы. — Из легкомыслия или по извращенности стало вполне обычным говорить об "античном антисемитизме"». Принципиальным, по мнению Н. де Ланжа, является вопрос о том, существовал ли антисемтизм в античности или в какое-либо время до современной эпохи. Его ответ (и многих до и после него): нет, не существовал. Так, Ш. Коэн писал: «Контекст "античного антисемитизма" показывает, что это был не "антисемитизм"... Термин создает представление об иррациональной и глубоко укорененной ненависти к евреям, но далеко не очевидно, что такая ненависть когда-либо существовала в античности».

 

Истоки подобной постановки вопроса и беспокойства ученых ясны. Термин «антисемитизм» был изобретен в 1879 г. немецким радикальным писателем и политиком Вильгельмом Марром и стал названием политического движения, основанного на расизме и, соответственно, постулировавшего биологическое противопоставление высшей арийской расы низшей — семитской. В основу неологизма Марра была положена лингвистическая классификация, согласно которой древнееврейский (наряду с арамейским, сирийским, арабским и многочисленными другими мертвыми и живыми языками) был отнесен к семитским (семито-хамитским) языкам. Будучи перенесенной из лингвистики в область социальных наук и получившей при этом биологическую интерпретацию, эта дефиниция является абсурдной и потому, что не существует такого явления, как «семитизм» (равно как не существует «семитской расы»), и потому, что евреи не являются единственным народом, говорящим на языке семитской группы. На последнее обстоятельство любят ссылаться современные российские антисемиты, когда утверждают, что таковыми не являются, поскольку ничего не имеют... против арабов. Но к подобным смешным в своем лукавстве попыткам апеллировать к значению термина, которым он никогда не обладал, им приходится прибегать, поскольку в российском государстве ксенофобия (и, соответственно, антисемитизм) осуждается на уровне законодательства23. Сторонники же Марра и нацистские продолжатели его дела пользовались термином с гордостью. Евреи, принадлежавшие к «семитской расе», были врагами «арийской цивилизации», которые угрожали самим ее основам, и борьба с ними для людей, об этой «высшей цивилизации» пекущихся, была делом высокоморальным и похвальным.

 

Исследователей, занимающихся вопросом о причинах появления неприязни к евреям в древнем мире, условно можно поделить на две группы, которые, с легкой руки К. Хоффманна, стали именоваться субстанциалистами (Substantialisten, substan-tialists) и функционалистами (Funktionalisten, functionalists). Разумеется, это деление весьма условно, и существует множество промежуточных вариантов, но в целом оно удобно для выделения определенных тенденций в исследованиях обсуждаемого вопроса. Субстанциалисты видят причину негативного отношения к евреям в них самих: в их религиозных особенностях, или в их сепаратизме, или вообще в том, что они везде «чужие» и не желают идти ни на какие компромиссы. Существует большое количество вариантов и модификаций этого подхода. Среди его сторонников можно обнаружить представителей различных, часто противоположных идеологий. На такой позиции стояли, разумеется, ученые нацистского лагеря, но также и такие крупные историки, как Т. Моммзен и Эд. Мейер. Среди современных исследователей к нему принадлежат, например, Э. М. Смоллвуд, Дж. Н. Севенстер и П. Шефер. Следует отметить, что этот подход у ряда исследователей вызывает протест морального порядка: если принять, что антиеврейские чувства и акции провоцируются какими-либо особенностями евреев, то таким образом ответственность за них переносится с агрессоров на жертв.

 

Для функционалистов, в тенденции, характерны более поздние даты. Так, например, Хайнеманн, который выделил три очага конфликтов между евреями и их соседями — сирийско-палестинский, египетский и римский, полагал, что они начались не в диаспоре, а в Палестине в результате политики Антиоха Эпифа-на, имевшей целью эллинизацию еврейского населения, и последовавшего за этим Маккавейского восстания. В своей статье в энциклопедии Pauly-Wissowa он называет дату, до которой антиеврейских выступлений не было вообще: 88 г. до P. X.

 

Сходной точки зрения придерживался и Э. Бикерман, который писал, что в греческой литературе до Маккавейского периода не было ни одного антиеврейского пассажа, равно как не было ни одного сообщения о какой-либо антиеврейской акции. Здесь может появиться вопрос, а как же быть с разрушением храма в Элефантине в 4Ю г., которое многими исследователями-субстанциалистами рассматривается как проявление антисемитизма и первое в истории гонение на евреев. Именно так его квалифицирует Лурье: «Древнейшее известное в истории гонение на евреев имело место еще в эпоху персидского владычества над Египтом: это разрушение еврейского храма в Элефантине» (с. 129). Аналогичную оценку можно найти у Шефера, который называет события в Элефантине первой антиеврейской вспышкой и добавляет: «Не египетско-греческий город Александрия является матерью "антисемитизма", но само сердце собственно Египта».

 

Для Хайнеманна или же Бикермана ни о каком зарождении «антисемитского» движения в Элефантине речи быть не может. С их точки зрения, это был всего лишь местный конфликт на религиозной почве. Разрушение храма произошло по наущению жрецов Хнума, бога, изображаемого с головой барана, для которых принесение в жертву ягнят в Элефантинском храме было чем-то вроде бого-убийства. «На мотивах египтян не стоит останавливаться, — говорит Бикерман, — они всегда были готовы избавиться от нечестивых иностранцев, приносивших в жертву ягнят. Также не трудно понять, что они, возможно, подкупили местного персидского правителя, именно его сын — командир гарнизона в Сиене (Асуан) повел египтян и "другие войска" и разрушил святилище. Еврейские воины или не оказали сопротивления, или были подавлены. Правитель затем был наказан, хотя персидские власти и не разрешили восстановить храм. Евреи Элефантины довольно наивно обратились за помощью к своим братьям в Иерусалиме. Конечно, эти раскольники даже не получили ответа.

 

Но в 408 г. с помощью раскольников из Самарии и, естественно, прибегши на свой лад к подкупу, они получили разрешение восстановить святыню, хотя и без права жертвоприношения животных. Этот компромисс, должно быть, удовлетворил и египтян, поклонявшихся барану, священному животному Хнума, и власти Иудеи, таким образом низведшие алтарь Элефантины на низшую ступень».

 

Будучи классическим субстанциалистом, Лурье датирует появление антиеврейских настроений возникновением диаспоры: «везде, где только ни появляются евреи, вспыхивает и антисемитизм» (с. 189), «Как только евреи появились вне Палестины, вместе с ними пришел в мир и антисемитизм» (с. 218). Однако ответы на вопрос, какие именно особенности евреев вызывали негативную реакцию у их соседей, предложенные представителями того же течения, к которому он сам принадлежал: религия, экономические отношения, политические соображения, партикуляризм — его не устраивали. Их критике посвящена первая часть его книги, озаглавленная «Антисемитизм в древнем мире и попытки его объяснения в науке». Ее наиболее сильной стороной является опровержение экономического объяснения антисемитизма, которое разрабатывали в своих работах А. Блудау, Ф. Ште-гелин и В. Зомбарт. Показательно, что даже Э. Бикерман, самый жесткий оппонет С. Я. Лурье, в целом с его критикой соглашается (см. ниже, с. 376).

 

За все годы, прошедшие с момента опубликования Антисемитизма в древнем мире, на русском языке так и не появилось ни оригинальных научных книг, посвященных обсуждаемым Лурье проблемам, ни переводов соответствующих иностранных работ. Между тем бесконечно устаревшая антисемитская книга Зомбарта в последнее время оказалась востребованной и неоднократно переиздавалась на русском языке в разных переводах (см. ниже, с. 295). Давно уже опровергнутая и отброшенная теория об экономических причинах «антисемитизма» в древности, крайне редко всерьез обсуждаемая в работах современных западных исследователей, воспроизводится как нечто само собой разумеющееся в статье, написанной российским автором. Последний делает это с такой простодушной непосредственностью и с такой самоуверенной безмятежностью, что грех не процитировать: «Видимо, вытеснение иудеев из финансовой сферы на азиатском Боспоре (плод фантазии автора, основанный на произвольном толковании эпиграфических документов. —Я. Л.) было проявлением древнего антисемитизма.

 

Разумеется, это относится не ко всему еврейскому населению Римской империи, а к диаспоре — те, кто выселялся из Палестины, оседали не в сельской глубинке, а в наиболее развитых экономических центрах... В работах по антисемитизму в древности не найдешь реального объяснения этого феномена — неприязни к евреям. Например... Петер Шефер, указав, что антисемитизм зародился в Египте (уже в 4Ю г. разрушена еврейская синагога (sic!) на о. Элефантине), распространился в эллинистическое время в греческих городах и государствах Ближнего Востока, заключил, что в римское время он принял уже облик иудеофобии, так как считался де угрозой римской культуре... Разумеется, причина антисемитизма заключается не в мифической угрозе римской культуре, а в проникновении еврейской диаспоры преимущественно в сферы легкого обогащения — торговлю, ростовщичество (в новое время также торговлю алкоголем), что вызвало неприятие ее местным населением». Чтение подобных рассуждений показывает, что многое в книге Лурье по-прежнему злободневно. Характерно, что ни А. Дикий, ни Г. Климов не включили ее первую, по преимуществу критическую часть в качестве приложения к своим антисемитским опусам.

 

Личность исследователя и его жизненный опыт всегда отражаются в его сочинениях, особенно написанных на такую болезненную и эмоционально волнующую автора тему, как Антисемитизм в древнем мире. С. Я. Лурье родился 25 декабря 1890 г. (по старому стилю) в Могилеве в семье врача. «Даже в самые тяжелые годы жизни» С. Я Лурье «не вспоминал о годах своей юности как о "светлом рае"». И он и его отец были свидетелями Могилевского погрома 1904 г. «Впечатления этих лет, несомненно, оказали влияние на Соломона Лурье, — писал его сын. — ...Во всяком случае, тема эта волновала его всегда». Воспоминания о жизни семьи Лурье в этот период сохранились у сестры С. Я. Лурье: «Она сидит с отцом за французской хрестоматией "Petit a petit". Возле ноги доктора (отца С. Я. — И. Л.) топор, которым он намерен обороняться, если погромщики, действующие на соседних улицах, придут сюда. Топор этот отвлекает девочку от занятий, но отец неумолимо требует внимания к уроку». Отец С. Я. Яков Анатольевич Лурье, человек с мощным общественным темпераментом, обвинил могилевскую полицию в прямом соучастии в погроме. Когда никакой реакции от властей не последовало, он обратился к министру внутренних дел с предложением привлечь его к судебной ответственности за ложный донос. Сообщения о его действиях появились в прессе. Смутьян получил по заслугам: за свою общественную деятельность доктор Лурье был сослан в Архангельскую губернию. Таков был фон детства и отрочества С. Я. Лурье. Его молодость совпала с процессом Бейлиса, разгулом антисемитизма во время Первой мировой войны и чудовищными погромами периода Гражданской войны.

 

Лурье всегда писал со страстью. «...Трудно найти другого ученого, который относился с таким пристрастием к жизни людей и идей в античном мире, как Соломон Яковлевич, — сказал о С. Я. Лурье его младший современник А. И. Зайцев. — Проблемы вечные и дилеммы сегодняшнего дня — все проецировалось им в древний мир, не позволяя ему занять позицию бесстрастного регистратора событий, заставляя всегда писать cum ira et studio vehementi». В предисловии к Антисемитизму в древнем мире Лурье и не скрывает своей эмоциональной вовлеченности в тему: «Настоящая работа была задумана в 1914-1915 гг., когда русское еврейство больше всего страдало от общественного антисемитизма, обострившегося вследствие новых наветов о роли евреев в европейской войне. Всякого мыслящего и чувствующего человека должен был заинтересовать вопрос о причинах этого исторического явления, крайне важного, хотя бы вследствие своей многовековой давности. Для автора этой работы уже тогда было несомненно, что причина антисемитизма лежит в самих евреях, — иными словами, что антисемитизм — явление не случайное, что он коренится в разнице между всем духовным обликом еврея и нееврея. Путем самонаблюдения (автор имеет счастье или несчастье быть, по общему мнению всех знающих его, одним из типичнейших представителей еврейского племени во всех решительно отношениях) и изучения окружающих мне удалось прийти к определенным взглядам по вопросу о причинах антисемитизма» (с. 43).

 

В этих словах ключ к пониманию как сильных, так и слабых сторон книги, и, как это часто бывает, одно плавно перетекает в другое. Страстность, с какой написана книга Лурье, делает ее увлекательным и тревожащим чтением. Но при этом она откровенно провокационна. «Книгу свою он построил весьма эффектно и вызывающе, но эффект этот оказался странноватым, особенно в годы появления книги. Она была оформлена как антисемитская, — писал сын и биограф С. Я. Лурье, — уже эпиграфом к ней служили три антисемитских высказывания античных авторов... Еще более ошарашивала структура и оглавление книги. Уже в заглавии (на титульном листе) и в оглавлении автор противопоставлял "попытки объяснения" антисемитизма в науке "его причинам". В число "попыток" входили объяснения, звучавшие довольно нейтрально и солидно: еврейская религия, экономические отношения, политические соображения и др.; а "причинами" объявлялись "еврейское нахальство", "еврейская низость", еврейская сплоченность...

 

Эффектный прием, своеобразный фокус, задуманный автором, чтобы побудить читателя (в том числе и читателя-антисемита) заинтересоваться заголовком и оглавлением и прочитать книгу. Вот тут-то читатель и убедится, что учено звучавшие "экономические" и подобные им объяснения ("нация ростовщиков"), это, в сущности, клевета, идущая еще из древних антисемитских источников». Но оформлением книги «как антисемитской» дело не ограничивается. С. Я. Лурье позволяет себе эпатирующую модернизацию; даже на уровне словоупотребления он последовательно проводит идею о едином антисемитизме «сквозь века»: так в тексте появляются «чрезвычайки древности», «черта оседлости», «жиды» или уже совсем невозможный монстр: «крепостное (sic!) еврейское казачество». Некоторые фрагменты книги Лурье вполне органично смотрелись бы в составе сочинения, принадлежащего модному ныне течению постмодернизма, декларирующего заведомую невозможность объективного объяснения прошлого и приоритет субъективного взгляда исследователя, хотя для Лурье такая позиция теоретически была неприемлема. Как вспоминает А. И. Зайцев в уже цитированной мной статье, в сентябре 1946 г. С. Я. Лурье начал первую лекцию по истории Греции для студентов отделения классической филологии словами: «Существуют две точки зрения на задачу исторической науки...

 

Я стою на ...точке зрения, в соответствии с которой историческая наука должна установить, как на самом деле происходили события». В книге Антисемитизм в древнем мире эта установка реализации не нашла. Причиной тому послужила, с одной стороны, эмоциональная вовлеченность, в которой Лурье с вызывающей симпатию прямотой признается во введении, а с другой — то, что в отличие от тех современных исследователей, которые считают причиной «антисемитизма» в древности те или иные особенности евреев, Лурье принципиально не хотел замечать различия между антиеврейскими настроениями в древности, христианским антииудаизмом и расистским антисемитизмом. Это привело к тому, что интерпретация источников часто оказывается односторонней и искаженной: во всех случаях, когда в них содержатся какие-либо критические замечания о евреях или их негативные характеристики, Лурье считает это проявлением антисемитизма, а их авторов — антисемитами.

 

Между тем ему не изменяют здравый смысл и критическое чутье, когда речь идет о преступлениях, якобы совершенных евреями. Он справедливо отвергает как злобные фантазии рассказ Диона Кассия (68.32.1-2) о чудовищных зверствах, совершенных евреями во время восстания в Кирене. Однако когда речь заходит о зверствах, жертвами которых оказывались евреи, он принимает все за чистую монету. Один раз Лурье сам обратил внимание на свою тенденциозность. В дополнении, сделанном в 1923 г., он отмечает, что, к своему стыду, принял как исторический факт приведенный Иосифом Флавием рассказ о том, как по приказу Птолемея Лафира его солдаты убили в нескольких деревнях Иудеи еврейских женщин и детей, разрубили их тела на куски, бросили в кипящие котлы и совершили ими возлияния (см. ниже, с. 75, прим. 26).

 

Проблема враждебности по отношению к евреям в древности продолжает быть предметом обсуждения и полемики. Объяснение, которое удовлетворило бы большинство исследователей, до сих пор не найдено, так что говорить о консенсусе пока не приходится. Причины этого, сформулированные Н. де Ланжем пятнадцать лет тому назад, по-прежнему актуальны: спорность самого предмета обсуждения, серьезные терминологические проблемы, предрассудки исследователей и, наконец, сама природа доступных нам свидетельств, фрагментарных, вырванных из контекста и вследствие этого с трудом поддающихся интерпретации61. Ясно одно: никакого прорыва в этой области невозможно добиться, если рассматривать проблему «антисемитизма» в античности изолированно: для получения более сбалансированной картины необходимо поместить негативную информацию о евреях в широкий контекст и рассматривать ее на фоне отношения греков и римлян к другим этническим группам. Важный шаг в этом направлении был недавно сделан Бенджамином Исааком, который подробно рассмотрел отношение греков и римлян к финикийцам, египтянам, персам, сирийцам, галлам, германцам, евреям.

 

Он пришел к выводу, что оно в каждом конкретном случае характеризуется враждебностью и стереотипизацией. Степень их, однако, различна. Он соглашается с тем, что враждебность к евреям занимает особое место — но (и это принципиально) не потому, что она была большей, чем по отношению к другим группам, а из-за особой эмоциональной напряженности этого сюжета, связанной с последующей историей ненависти к евреям, кульминацией которой стал Холокост. Любопытны выводы, к которым приходит Исаак. По его мнению, евреи выгодно выделяются на фоне остальных восточных народов. В глазах римлян и греков для последних характерны ум, коварство, изнеженность, вырождение, рабская природа, причем все это носит врожденный и неизменный характер. Иначе обстоит дело с евреями. Враждебность в их отношении со стороны тех римлян, которые таковую питали (а были и другие, евреям симпатизирующие, и третьи, которым евреи были абсолютно безразличны), не носила проторасистского характера: ни один из античных авторов не утверждал, что дурные качества евреев наследственны: «Следует подчеркнуть, что формы враждебных предрассудков или стереотипов, которые могут быть описаны как проторасистские, не относятся к евреям. Отрицательные характеристики, которые мы находим в античных источниках, не рассматриваются их авторами как неизменные — в результате влияния климата или наследственности...»