Мегрои - Романтизм и нравы

Это элементарная истина: всякая эстетика всегда заключает в себе и предполагает этику. Если литература эпохи Возрождения так мало похожа на Средневековую, это оттого, что с ХШ по XVI столетие представление о человеке совершенно изменилось. Если существуют всем известные различия между драматическими системами Корнеля и Расина, то это потому, что авторы Сида и Федры были различного мнения о человеческой природе. Бесполезно умножать примеры; это общий закон, притом сам собой очевидный. Романтизм не мог составлять исключения. Соотношение между его литературными теориями и нравственными идеями тем более тесно, что никогда произведения не выражали душевного содержания, писательского Я, с таким постоянством, таким упорством и такой мощью.

 

Свобода искусства или свобода в искусстве, - формула в данном случае неважна: - нет прИ1щипа, который романтизм провозглашал бы с более неутомимой настойчивостью и более шумным успехом. Это значило дать волю индивидуализму, разнуздать воображение и чувствительность и придать им все значение, которое потеряли бы разум и здравый смысл. И действительно, нетерпимость по отношению к каким бы то ни было правилам и узде, право писателя на все дерзать и все говорить, фантазия и личное чувство, систематически замещающие тщательное и терпеливое изучение, то, что классики называли «подчинением предмету» (soumission а l'objet)l: вот некоторые из приемов новой школы. Аналогичные черты находим и в соответствующей этике. Индивидуализм господствует в ней и естественно обеспечивает почти исключительное главенство способностям, в которых проявляется обычно, то есть воображению и чувствительности, особенно воображению. И действительно, сначала томление, потом презрение и отвращение к обычной скромной действительности, непростительная вина которой в том, что она не совпадает с желательным представлением о ней, выкованным в наивных мечтаниях; восторженность и постоянная экзальтация; культ страсти, считающейся блестящим признаком моральной силы, всяческого благородства и добродетели; наконец, ненависть ко всему, что может стать препятствием к проявлению индивидуализма или страсти, то есть к обществу и его основным учреждениям; таковы характерные черты романтического героя и именно так ПП<ола 30-х годов изобразила его жизнь или попытки жить.

 

Конечно, нельзя утверждать, что программа окончательно лишена величия. В душах, способных ею увлечься и проводить ее в жизнь, она предполагает тонкость, чуткость, прирожденное благородство и, при применении некоторых по крайней мере её частей, более чем обыкновенные силы и энергию. Но слишком очевидно также, что в основе её лежит гордость и что в этом её самая страшная опасность. Действительно, адепты её не могут не убедиться с первых же шагов, что они избранники, одаренные подавляющим превосходством над всем их окружающим. Действительность не может в конце концов не разбить жестоко эту уверенность. Отсюда резкие разочарования и страдания, которые могут быть и действительно бывали иногда глубоки.

 

Но, и не углубляясь по этому поводу в запуганные рассуждения, можно, по-видимому, рискнуть утверждать, что идеалом для человека должно быть гармоническое развитие всех его способностей и что к этому идеалу наиболее приближается тот, у кого воображение и чувствительность никогда не будут упражняться в ущерб разуму и воле, и чей ум, наоборот, не препятствует свободной деятельности чувствительности и воображения. Но, - это другая истина не менее очевидная, - в утонченном концерте наших способностей, знание или разум должны стоять на первом месте, а на волю падает задача поддерживать это с трудом достигаемое согласие, удерживая в её истинных границах каждую из соседок своих и сотрудниц. Воображение сильное, чувствительность богатая, ясный и светлый ум, все вместе подчm1енное постоянному контролю, непрерывному руководству энергической воли, - таков, без сомнения, совершенный человек. Это прекрасное и редкое равновесие является столь же необходимым условием здоровья морального, как и здоровья интеллектуального, и малейшее происшедшее в нем нарушение немедленно влечет за собой неприятные последствия, пропорциональные значительности или важности повреждения. Пусть разум добьется почти исключительного господства, получится сухость, холодность, ледяное безучастие: это XVIII век. Пусть, наоборот, воображение и чувствительность возьмут верх над разумом, пусть дадут им развиваться без контроля, без меры и удержу и таким образом портить друг друга, - тотчас последует забвение здравого смысла и истины, мечтательность, лихорадочная и болезненная экзальтация, сначала ослабление, а затем и разрушение воли: это романтизм. Как правы были наши почтенные классики! И какое чудо точности и верности представляет собою их психология!

 

Москва : Издательство Юрайт, 2022. - 365 с. - (Антология мысли). -Тексr: непосредственный.

ISBN 978-5-534-10960-3

 

Предисловие к русскому переводу

Предисловие автора

Романтизм и нравы

Книга первая РОМАНТИЗМ И ЛИЧНОСТЬ

Книга вторая РОМАНТИЗМ И ОБЩЕСТВО

Книга третья ОТРЕЧЕНИЕ САМИХ РОМАНТИКОВ ОТ РОМАНТИЧЕСКОЙ МОРАЛИ

Библиографический указатель

Новые издания по дисциплине «Зарубежная литература и культура» и смежным дисциплинам