С тех пор как около десяти лет назад мы переосмыслили понятие метамодернизма, мы не перестаем удивляться обнаружившейся у этого термина способности распространяться за пределами научного сообщества по всему миру. Прежде всего мы воспринимали метамодернизм как своеобразное «вторжение» научной концепции в академическую дискуссию о пост-постмодернистской культуре западных капиталистических обществ; в дискуссию повсеместную, но которая, казалось, ни к чему уже не вела. Это предисловие, написанное по случаю перевода на русский язык книги «Метамодернизм: историчность, аффект и глубина после постмодернизма», дает нам возможность на мгновение остановиться и поразмыслить над различными причинами того, почему все это может (или нет) иметь место.
Первый ключ к тому, чтобы разгадать своего рода загадку каким образом анализ культурных тенденций одной исторической ситуации (скажем, Нью-Йорка, Лондона или Берлина) может иметь отношение к анализу культурных тенденций другой исторической ситуации (к примеру, Москвы, Пекина или Стамбула), может быть найден в концепции абстрактной тотальности. Эта абстрактная тотальность и есть капитализм, который захватил весь земной шар, включая и наше бессознательное, как выразился однажды Фредрик Джеймисон. Эта глобальная форма капитализма, которая представляет собой четвертую реконфигурацию капиталистических обществ во всемирно-историческом масштабе, сформировалась и получила свое истинное воплощение в 2000-е, которые так же повлияли на возникновение метамодернизма, как 1960-е — на возникновение постмодернизма. Из этого можно сделать два вывода: Во-первых, глобальный капитализм создает условия, на которые мы так или иначе вынуждены реагировать — в том, как мы думаем, чувствуем и ведем себя, — и речь не о детерминистском рефлексе как об истине в последней инстанции, а о «первой инстанции» (заимствуя каламбур Стюарта Холла), т.е. о том, что такая реакция происходит в первую очередь. Если ранее эти условия были заметны лишь некоторым людям и в определенных местах, то сейчас они очевидны для всех и каждого — буквально выставлены напоказ. Изменение климата, неравномерное развитие и грубое социальное неравенство, все эти курируемые артефакты неустойчивой системы выступают ежедневным напоминанием о том, что мы уже живем в позаимствованное время. Всё то, что есть Система, дестабилизировало в планетарных масштабах всё то, что есть Жизнь, и метамодернистская структура чувства с соответствующей ей культурной логикой могли стать доминирующими только в этих условиях.
Во-вторых, благодаря глобальному капитализму как абстрактной тотальности возникает и определенное пространство, в котором транснациональные среды — классовые и/или поколенческие — могут взаимодействовать и наблюдать за тем, в чем сходятся или различаются их образ мышления, поведение, чувства или распространять свои пристрастия, предпочтения и вкусы (в соответствии с терминологией Бурдьё), как реакцию на эти условия. Здесь стоит привести пример того, как в 2011 году выставка «No More Modern: Notes on Metamodernism», основанная на наших работах и исследованиях, одновременно демонстрировалась в Нью-Йорке (Музей искусств и дизайна) и Москве (в рамках 4-й биеннале), и предназначалась для схожих аудиторий. Второй ключ к разгадке заключается в том, что никто из нас прежде не думал о метамодернизме как о всеобъемлющей или гомогенизирующей концепции. Наоборот, метамодернизм для нас — это структура чувства, которая стала доминирующей в 2000-е годы, и определенное чувство, выстраивающее культурную логику глобального капитализма. Единственный способ уловить эту структуру чувства и проследить культурную логику — составить карту современных культурных предпочтений и того, что создается сегодня в сфере искусства, описывая сделанные открытия понятным для всех и соответствующим историческому моменту языком; хотя это так же предполагает, что картографический метод и сама карта будут меняться в зависимости от местности; и словесное описание должно учитывать особенности диалекта; и изучая контекст того или иного явления, необходимо будет принимать во внимание особенности исторического развития.
Метамодернизм. Историчность, Аффект и Глубина после постмодернизма
пер. с англ. В. М. Липки; вступит. ст. А. В. Павлова
М. : РИПОЛ классик, 2020. 342 с. (KAIROS)
Под редакцией Робина ван ден Аккера, Элисон Гиббонс и Тимотеуса Вермюлена
ISBN97 8-5-386-13620-8
Метамодернизм. Историчность, Аффект и Глубина после постмодернизма - Оглавление
Предисловие к русскому изданию
Робин ван ден Аккер
Метамодернизм: критическое введение Александр Павлов
МЕТАМОДЕРНИЗМ
Историчность, аффект и глубина после постмодернизма
Благодарности
- Глава I. Периодизируя 2000-е, или Появление метамодернизма Робин ван ден Аккер и Тимотеус Вермюлен
ИСТОРИЧНОСТЬ
І. Историчность метамодерна Робин ван ден Аккер
- Глава 2. Метамодерн, «quirky» и кинокритика Джеймс МакДауэлл
- Глава 3. «Возлюбленная» Тони Моррисон и становление историопластичной метапрозы Джош Тот
- Глава 4. Супергибридность: неодновременность, сотворение мифов и многополярный конфликт Йорг Хейзер
- Глава 5. Космический ремесленник: виртуозность маньеристов и современные ремесла Сьерд ван Туинен
АФФЕКТ
ІІ. Аффект метамодерна Элисон Гиббонс
- Глава 6. Четыре лика постиронии Ли Константину
- Глава 7. Радикальная беззащитность: новое ощущение собственного «я» в творчестве Дэвида Фостера Уоллеса Николин Тиммер
- Глава 8. Современный автофикшен и аффект метамодерна Элисон Гиббонс
- Глава 9. Шутка, переставшая быть смешной. Размышления о ситкоме метамодерна Грай С. Растед и Кай Ханно Швинд
ГЛУБИНА
ІІІ. Глубина метамодерна, или «Глубиноподобие» Тимотеус Вермюлен
- Глава 10. Реконструируя глубину: аутентичная литература и ответственность Ирмтрауд Губер и Вольфганг Функ
- Глава 11. Между правдой, искренностью и сатирой: политика постправды и риторика аутентичности Сэм Брауз
- Глава 12. Заметки о перформатистской фотографии: познание красоты и трансцендентности после постмодернизма Рауль Эшельман
- Глава 13. Эпилог Джеймс Элкинс
Библиография
Категории:
Благодарю сайт за публикацию: