Владыка Михаил (Мудьюгин), как русский церковный деятель XX века, вряд ли когда-либо будет исчерпывающе оценен.
Его жизненный путь оказался столь богатым, а его вклад в жизнь Русской Церкви столь многообразным, что едва ли они поддаются охвату, особенно если учесть, что его деятельность освещалась не столь уж подробно, а знавшие его люди не торопятся одарить мир памятью о нем. Владыка оказался замечательным уже потому, что его жизнь охватила весь XX век, а владыка обладал великолепной памятью и аналитическим мышлением. Если бы он сумел оставить воспоминания о всей своей жизни, это был бы замечательный памятник.
Но и сохранившееся – это уже немало: был записан рассказ о молодых годах будущего владыки, и эти мемуары рано или поздно будут опубликованы. Он застал предреволюционные годы и помнил детской памятью события 1917 года, в школе и в личном общении его часто окружали люди старой императорской России.
Его личность формировалась в годы сталинских репрессий, ему пришлось работать в тылу ради победы советских войск в Великой Отечественной войне. Его таланты наиболее широко раскрылись в церковной деятельности, сначала в священническом сане, потом в епископском. Он стал выдающимся деятелем Церкви в хрущевскую и брежневскую эпоху. Бог дал ему увидеть и пережить изменение политического строя в России в 80-90-е годы XX столетия и начало возрождения Русской Православной Церкви. Поэтому он – человек-эпоха и даже этим чрезвычайно интересен.
Архиепископ Михаил (Мудьюгин) – Православное учение о личном спасении. Спасение как цель и как состояние
СПб.: «Сатисъ», 2010. – 226 с.
ISBN 978-5-7868-0014-3
Архиепископ Михаил (Мудьюгин) – Православное учение о личном спасении. Спасение как цель и как состояние – Содержание
Предисловие составителя
ВВЕДЕНИЕ
I. ПОНЯТИЕ О СПАСЕНИИ
II. СПАСЕНИЕ КАК ЦЕЛЬ
- Глава 1. Страх наказания Божия как стимул нравственного поведения (негативный)
-
Глава 2. Страх и закон
- §1. Страх как переживание
- §2. Закон, его санкции и их субъективное восприятие
- Глава 3. Надежда на воздаяние Божие как стимул нравственного поведения (позитивный)
- Глава 4. Критика личной эсхатологической заинтересованности как стимула к добродетельной жизни
III. СПАСЕНИЕ КАК СОСТОЯНИЕ
- Глава 1. Понятие о святости, достигаемой в пределах земной жизни
- Глава 2. Феноменология святости (вера, надежда, любовь)
- Глава 3. Сотериология веры
- Глава 4. Отношение христианина к внешнему миру
ПРИЛОЖЕНИЕ
- Любовь к Богу и к людям в Ветхом и Новом Завете
Архиепископ Михаил (Мудьюгин) – Православное учение о личном спасении. Спасение как цель и как состояние – Страх наказания Божия как стимул нравственного поведения (негативный)
Вечные страдания в удалении от Бога – Источника блаженства – (ад) есть единственная альтернатива райскому блаженству. Tertium non datur, ибо даже чистилище, существование которого признают только католики, рассматривается ими лишь как временное, промежуточное состояние, где грешники очищаются от своей греховности, если последняя не столь велика, чтобы влекла их непосредственно в ад.
Согласно весьма распространенному, можно сказать, господствующему в христианском мире представлению, участь человека после его смерти зависит от его поведения в земной жизни. «Правая» вера, в сочетании с добродетельной жизнью увенчивается спасением, т.е. вечной жизнью в Царстве Небесном, а порочная жизнь, включая сюда утрату или отсутствие веры, влечет за собой вечные мучения в аду[1]. Последний представляется различно, ибо догматически обязательное учение о характере адских мучений отсутствует; одни (это классически церковное, наиболее распространенное как на Востоке, так и на Западе, особенно в период Средневековья, представление) мыслили адские мучения как физические, соединенные с духовно-нравственными, другие (позднейшие представления, не чуждые, однако, и древним богословам[2]) – как духовно-нравственные. Общей идеей является состояние крайнего, «невыносимого» страдания, которому, однако, приходится подвергаться без надежды на его прекращение или ослабление когда бы то ни было. Эта безысходность составляет, как можно полагать, специфическую и психологически наиболее тяжкую особенность адских страданий.
Страх эсхатологических наказаний, как стимул добродетели и особенно воздержания от порочных поступков, основывается на данных Откровения.
Так, уже в Нагорной проповеди мы слышим двукратное упоминание о геенне огненной[3], которой подлежит виновный: в одном случае – в оскорблении брата (Мф. 5, 22), в другом случае – в вожделении (ст. 39-30). Там же (ст. 24-25) имеется упоминание о темнице, в которой можно усмотреть приточный намек на ад[4]. Нетрудно понять, что «гибель», в которую ведут широкие врата и пространный путь (Мф. 7, 13), есть, конечно, не физическая смерть, а тотальная гибель, какой является только лишение рая и, следовательно, ад.
Продолжая листать священные евангельские страницы, мы уже в следующей главе находим новую угрозу, на сей раз более конкретную, а именно извержения во тьму внешнюю; там будет плат и скрежет зубов (Мф. 8, 12). Сопоставление с опирающимся на Ветхий Завет предыдущим стихом, где этому извержению противопоставляется возлежание с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном, не позволяет воспринимать эту угрозу иначе как эсхатологически. Жители земли Содомской и Гоморрской, городов Тира и Сидона, в день Суда будут чувствовать себя отраднее, чем жители городов, которые отвергнут проповедь Христа и Его апостолов (Мф. 1,15; 11,21-24; Лк. 10,12-16). Содом и Гоморра, ставшие нарицательными названиями, – города, отличавшиеся нечестием во времена Авраама и Лота (Быт. 19), а Тир и Сидон – соседние с Галилеей финикийские города, известные во времена Христа извращенно-жестоким и развратным языческим культом. Хотя Содом и Гоморра подверглись за свое нечестие физическому истреблению, однако из приведенного текста видно, что их жителей, так же как и тирян и сидонян, ожидает еще день суда (Мф. 10,15), который угрожает оказаться для них днем окончательной, т.е. эсхатологической, гибели.
Но самым ярким, подробным и убедительным новозаветным описанием конечной судьбы грешников является притча о плевелах (Мф. 13,24-30; 36-43), одна из немногих евангельских притч, сопровождаемых тут же конкретным разъяснением. Плевелы – посеян диаволом сыны лукавого, в день жатвы, т.е. при кон- гине века сего, будут собраны жнецами – Ангелами и ввергнуты ими в пегь огненную, где будет таг и скрежет зубов (ср. притчу о неводе: Мф. 13,47-50).
Большой эсхатологический интерес представляет притча о богаче и Лазаре (Лк. 16,19-31). Примечательно, что здесь участь обоих главных персонажей притчи определяется не в день Суда, как в притче о плевелах, а непосредственно после их физической смерти[5].
Здесь богач непосредственно попадает в ад, где мучается в пламени, а нищего Лазаря после кончины Ангелы относят «на лоно Авраамово», что в представлениях евреев того времени соответствовало райскому блаженству. Разобщенность этих мест (и состояний) столь велика, что она подобна пропасти, перейти которую невозможно ни с той, ни с другой стороны (ст. 26). Эсхатологически эта притча чрезвычайно значительна, ибо она указывает на:
- начало страданий (и, соответственно, блаженства) непосредственно по освобождении души от тела, т.е. еще до всеобщего Воскресения и последнего Суда (ст. 22);
- невозможность изменения загробного состояния, иначе говоря, перехода из ада в рай и обратно (ст. 26);
- невозможность исключать вероятность физических мучений грешников (ст. 24)[6];
- эсхатологическое торжество принципа справедливости; согласно словам Авраама, богач получил уже доброе свое в жизни своей, а Лазарь – злое; ныне Лазарь утешается, а богач страдает (ст. 25);
- достаточность для спасения исполнения заповедей Моисея и пророков (т.е. следования ветхозаветному Слову Божию) (ст. 29, ср.: Мф. 19,17-19);
- неэффективность чудес, как средств морального воздействия (ст. 31).
Вопрос о вечности или временности адских страданий затрагивается в этой притче только косвенно (ст. 26), однако прямое указание, однозначно квалифицирующее их как вечные, т.е. не имеющие конца, имеется в описании последнего суда в 25 главе Евангелия от Матфея[7].
Остановимся на этом эсхатологическом предсказании Христовом, заполняющем одну из наиболее ярких по своей образности и ясности евангельских страниц (Мф. 25, 31-46). Христос говорит о Себе, как о Сыне Человеческом, Который придет в царской славе, сопровождаемый святыми Ангелами и проведет собрание всех народов[8]. Зная по божественному всеведению земное прошлое каждого. Он разделит все множество предстоящих на две группы и призовет стоящих справа на следовать Царство, уготованное им от создания мира, иначе – жизнь вечную (34,46), а стоящих слева, назвав проклятыми, пошлет в огонь вегный, уготованный диаволу и ангелам его, иначе, в муку вечную (41,46).
Такова внешняя сторона предстоящего события. В ней мы видим как бы обобщение того, что уже известно нам об адских мучениях из других эсхатологических текстов Евангелия. Здесь четкая альтернативность конечной человеческой участи (как в притчах о плевелах и о богаче и Лазаре), классификация одного состояния, как «Царства», как «жизни вечной», а другого – как «вечного мучения» (как в притче о богаче и Лазаре); снова упоминание об огне как причиняющем мучение элементе (как в тех же притчах, а также в текстах, где встречается термин «геенна огненная», например: Мк. 9,43-48; Мф. 5, 22, 29-30 и другие), наконец, указание на вечность мучений (как в уже упоминавшихся текстах: Мк. 9,43-48; Лк. 3-9,17 и Мф. 3,10,12).
[1] Мы здесь сознательно исключаем пока сложную проблему конфессиональных разногласий о преимущественном значении для спасения веры или добрых дел.
[2] Иоанн Златоуст, св. Творения. Т. XII. Ч. 2. 1906. С. 691, Слово «О будущем Суде»; «Хотя бы и не было огня... как велико наказание — быть отвергнуту Богом и уйти с позором». Такого взгляда придерживались Ориген, св. Григорий Нисский, блаж. Феофилакт, блаж. Августин и св. Амвросий, позднее — Амвросий Катарин (XVI в.). См. Schmaus М. Katholische Dogmatik. 1956. III/I. S. 491-492.
[3] Геенна огненная, как известно, - долина близ Иерусалима, где постоянно горел огонь, уничтожавший сбрасываемые туда нечистоты. Несомненно, там были также и размножающиеся в нечистотах черви, о которых говорится в параллельном тексте Мк. 9, 43-48. По-видимому, для Спасителя и Его слушателей геенна — символ ада.
[4] Католики, ссылаясь на ст. 26, понимают здесь под темницей чистилище, см. например J. Ynilka, статья в Theologie und Kirche. Freiburg, 1960. IV. S. 51.
[5] Проведение такого различия возможно, конечно, только если применять к загробному состоянию категорию времени, вне которой мы, в присущем нам психофизическом состоянии, мыслить не можем. Однако такое понимание обосновывается тем, что беседа богача с Авраамом происходит еще при жизни на земле его братьев, т.е. явно до кончины мира и всеобщего Суда.
[6] Как уже отмечалось, вопрос о физическом характере адских страданий остается спорным, хотя постоянное упоминание об огне (здесь в притче, а также в приведенных ухе текстах, где говорится о геенне огненной) определяют его однозначно. Если даже допускать только духовные страдания, то, не вступая в прямое противоречие со Словом Божиим, надо признать их столь тяжелыми, что они по своей невыносимости не уступают физической боли от воздействия пламени.
[7] Совпадающие по смыслу указания на неугасимость гееннского (адского) огня имеются у Ев. Марка (9, 43-48), а также в пророчестве Иоанна Крестителя (Лк. 3,9,17; Мф. 3,10,12).
[8] Согласно свидетельскому тексту, это будет именно собрание — συναγωγία, ибо συναχθήσονται ἔμπροσθεν αὐτοῦ — соберутся пред Ним (32). Слова «суд» нет в этом тексте, и обоснование применения его здесь текстами: Мф. 10,15; 11,22 и 19,28 не является экзегетически корректным. Что касается эпитета «страшный», то односторонность его очевидна, ибо это Пришествие Христа во славе Его, страшное для стоящих по левую руку, будет радостным для стоящих по правую. Христиане первых веков, ожидая скорого Пришествия Христа, отнюдь не страшились, а наоборот, ободряли и утешали им друг друга (1 Кор. 15; 2 Тим. 2, 10-12; 1 Фес. 3, 12-13; 4,13-18; 5,4-10).
Категории:
Благодарю сайт за публикацию:
Комментарии
Спасибо, это ценное издание
Спасибо!
спасибо
здравствуйте. я новый