Писарев - Очерки из истории христианского вероучения

Выступление мужей апостольских на поприще церковного учительства совпало с тем тяжелым периодом первохристианскои истории, когда борьба язычества и иудейства с животворными началами христианства — борьба, обнаружившаяся еще при апостолах, — не только не прекратилась, а начала вступать в стадию особого обострения. Это был тот момент, когда рельефно обозначились опасные симптомы кровавой трехвековой драмы, закончившейся для христианства только с изданием знаменитого Миланского эдикта (313 г.). 

 

Как и при апостолах, борьба шла на два фронта — извне и внутри. С одной стороны, внешние враги Церкви — язычники и иудеи — в неистовом, но бессильном негодовании перед позорищем возрастающей силы христианства старались подавить эту самую силу кровавыми гонениями, но только со следующим отличием от более ранней эпохи — апостольской. При апостолах гонения носили еще чисто случайный и народный характер и не были строго регламентированы особыми правительственными юридическими актами. Теперь, при мужах апостольских, особенно же со времени известного рескрипта императора Траяна (111-112 г.), гонения приобретают значение более устойчивой и строго регламентированной государственной меры борьбы с христианством, как явлением, идущим вразрез с устоями языческой государственной жизни. Как бы в параллель с внешними осложнениями, усилилась в век учеников апостольских и внутренняя борьба, которая совершалась в недрах самой Церкви с самого начала христианства. В данном случае Церковь переживала опасность, идущую со стороны так называемых еретиков, т. е. людей, которые, нося притворно имя христианское, шли вразрез с исконными началами Христовой истины и старались привить ей чуждые ее духу элементы. 

 

Как и при апостолах, в век мужей апостольских внешняя борьба Церкви с языческим и иудейским миром не нашла себе сколько-нибудь заметного отражения в литературе и не вызвала со стороны руководителей христианской общины активного выступления против язычества и иудейства, — в форме опровержения религиозного мировоззрения того и другого. Церковь на первых порах как бы замкнулась в свой внутренний мир, и физической силе иудео-языческого воздействия противопоставила только свою нравственную мощь — подъем религиозного чувства, пламенное горение сердца и непреклонную решимость пострадать за Христа. Все значение литературных деятелей данной эпохи в борьбе с язычеством и иудейством исчерпывается возгреванием и утверждением в верующих возвышенных стремлений и чувств. Христианская Церковь с внешними врагами боролась самой жизнью христианской — возвышенно чистой, самоотверженной, и в ней, таким образом, полагала антитезу иудео-языческому миру. Ни в какие теоретические рассуждения, направленные против иудейства и язычества как религиозных явлений, мужи апостольские еще не вступают.

 

Совсем иное значение в литературной деятельности мужей апостольских имела внутренняя противоеретическая борьба. Не вступая прямо в полемику с еретиками, они, в противоположность ложным еретическим взглядам, старались, хотя и кратко, но ясно утвердить положительную христианскую истину и тем самым дать своим пасомым руководительное начало спасительной веры в ограждение от тлетворного влияния еретиков — этих «диких зверей и бешеных псов, исподтишка кусающих», по выражению св. Игнатия Богоносца. Враги внутренние, т. е. еретики, для Церкви были безусловно опаснее внешних врагов, т. е. иудеев и язычников. Последние, не имея никакого внутреннего отношения к Церкви, воздействовали на нее, так сказать, физически — своими кровавыми гонениями и тем самым только нравственно закаляли ее. Первые же, наоборот, как пребывающие, хотя и по имени только, внутри Церкви, могли пагубно влиять на самый строй церковной жизни, на уклад нравственно-религиозного мировоззрения общины благодаря кажущемуся сродству своих религиозных убеждений с идеями христианства. Тем более что ереси века мужей апостольских в существе своем носили закваску иудейской, с одной стороны, и языческой религиозной идеологии — с другой стороны.

 

Следовательно, всегда могли совершенно легко сбитьс толку еще неустановившийся и неперебродивший окончательно в закваске христианский умновообращенных членов христианской общины, пришедших сюда из среды тех же иудеев и язычников.

 

Ереси первовековой эпохи были, собственно, грубым суррогатом христианства, замешанным на основах иудейских и языческих религиозных идей, и, следовательно, по существу, были теми же внешними иудейскими и языческими врагами, подкрадывавшимися  «исподтишка», но только уже не к физическому существу Церкви, а к ее духовному достоянию. Вот почему на произведениях мужей апостольских более всего и почти исключительно отразилась непосредственная борьба с ересями, которая естественно наложила отпечаток и на самую постановку в этих произведениях религиозных проблем и способы их обоснования.

 

Ввиду того, что ереси составляли для мужей апостольских своего рода антитезу при раскрытии положительного христианского вероучения, нам необходимо прежде всего представить характеристику самих ересей изучаемой эпохи. Эта характеристика, выделяемая нами в особую часть, помимо самостоятельного своего научного значения, даст нам возможность глубже и шире определить смысл собственного вероучения мужей апостольских.

 

 

СПб.: «Из-дательство Олега Абышко», 2009.— 576 с. 

(Серия «Библиотека христианской мысли. Исследования»).

ISBN 978-5-903525-38-6

 

 

Предисловие

Введение

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Ереси первовекового христианства и их мировоззрение

ЧАСТЬ ВТОРАЯ О руководительных началах христианского ведения поучению мужей апостольских

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Христологическое учение мужей апостольских

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Экклезиология мужей апостольских

ЧАСТЬ ПЯТАЯ Эсхатология мужей апостольских

 

 

В нашей отечественной богословской литературе христианское вероучение в его целом составе служит предметом исследования главным образом со стороны его систематической реконструкции. Обычно вся совокупность христианских вероучительных истин, составляющая результат многовекового опыта церковного сознания, служит предметом изучения как готовый материал в его конечном завершении, вне связи с историческими условиями, при которых сложился этот материал, как единое целое общехристианского сознания. По такому синтетическому методу априорного конструирования догматического материала и разработаны все наши отечественные курсы догматического богословия — известные системы догматики преосвященных: Макария, митрополита Московского; Филарета, архиепископа Черниговского; Сильвестра, епископа Каневского, и протоиерея о. Малиновского. Правда, в этих курсах, при обосновании и выяснении отдельных положений догматической системы христианского вероучения, приводится немало исторических справок, всевозможных исторических сопоставлений, особенно в курсе догматического богословия преосвященного Сильвестра. Но все эти экскурсы в область истории составляют здесь в большинстве случаев разрозненные элементы, не сведенные к единству одной общей картины исторического процесса, в результате которого и получилась наличность современного религиозного ведения, которым живет и питается Церковь. Между тем, и в теоретико-научном, а главное — в практическо-вероисповедном отношениях далеко не безразлично знать, как под влиянием различных исторических условий на основах единой и неизменной истины Христовой постепенно раскрывалось церковное сознание, прежде чем дойти до современного богатства идейного содержания и форм своего внешнего выражения.

 

Важное значение исторической репродукции христианского вероучения давно подмечено западноевропейским ученым миром, где и среди богословов католического направления, а больше всего — среди богословов направления протестантского давно уже идет деятельная разработка христианского вероучения с исторической точки зрения. Таковы труды, издающиеся обычно под заглавием «История догматов» и принадлежащие перу историков-догматистов: католического направления — Klee, Zobl, Schwane, Kuhn, Bach, Tixeront; протестантского — Miinscher, Lange, Neander, Meier, Baur, Thomasius, Kliefoth, Schmid, Kahnis, a из новейших — A. Harnack, F. Loofs, R. Seeberg, N. Bonwetsch; англиканского — I. Newman, Shedd, Bethune-Baker. Уже этот один перечень западноевропейских трудов показывает, как широко поставлено в западноевропейском ученом мире изучение истории христианского вероучения.

 

Общей характерной чертой всех этих трудов является не одна ученая любознательность, а главным образом стремление связать позднейшее религиозное сознание с фактами первоначального христианства, вывести из этого последнего так или иначе то выражение религиозных идей, к которому сводится вероисповедная система современных католиков, протестантов, англикан. Таким образом, в основе этих работ вырисовывается апологетическая задача, которая, впрочем, не всегда направляется к прямым целям защиты христианства, а чаще всего ведется к его ниспровержению. Главным образом это нужно сказать относительно исторических трудов протестантских ученых рационалистического направления, к каким относятся особенно: Baur, Harnack, Loofs. Все это — писатели, которые в основу своего исторического прагматизма ставят предвзятую идею эволюционного развития христианства из элементов общечеловеческого религиозного сознания. Так, ставится у них ребром вопрос о самой сущности христианства как явления естественного порядка и развития.

 

Таким образом, наличность богатства западноевропейской учености в области исторической реконструкции христианского учения не только не облегчает задачу православного богослова, а значительно осложняет ее ввиду того, что антихристианский характер многих церковно-исторических исследований западноевропейского мира приковывает мысль исследователя уже не к одним только вероисповедным особенностям, а к решению кардинального и более широкого вопроса о самой сущности христианства.

 

В интересах нашей русской богословской науки, ввиду ясно обозначившихся теперь целей не только вероисповедных, но и общеапологетических, мы и предприняли настоящий труд, который ставит своей целью историческое обозрение фактов религиозного сознания, как оно отразилось в древней христианской письменности в творениях св. отцов и учителей Церкви. Помимо того, что наш труд идет навстречу давно назревшей для нашей русской науки потребности в исторической реконструкции христианских идей, он в значительной степени преследует цели практическо-вероисповедного характера. Ибо в противоположность католицизму и протестантству, которые давно уже прибегли в целях самозащиты к оружию истории, и русская православная мысль должна дать более или менее твердый и надежный отпор тем же оружием. Потребность в историческом конструировании христианских идей для русского богословия назрела еще и потому, что современные рационалистические секты, «растущие как грибы после дождя», как выражался Игнатий Богоносец по адресу гностиков, составляют плоть от плоти и кровь от крови современ ных течений протестантского богословия, а свои более глубокие корни скрывают еще в древности — в тех еретических сектах, которые были антитезой для богословствования св. отцов и учителей древней Церкви. Вот почему обширный отдел нашего исследования, отводимый обозре нию древних еретических систем, имеет своей целью осветить не только историческую перспективу, при которой приходилось работать представителям древнехристианской положительной мысли, а в то же время объяснить и современные рационалистические движения, которые в сущности составляют повторение давно изжитого идейного содержания, но только несколько подновленного под влиянием общепротестантского немецкого рационализма.

 

В конструировании исторического материала мы стремились указать не только голый факт, но главным образом осмыслить его через сопоставление с общим направлением религиозной мысли известной эпохи, чтобы тем самым обрисовать общий религиозный кругозор представите лей древнего христианства. В данном случае мы имели в виду разбить явно тенденциозное стремление протестантской учености, старающей ся представить древнюю христианскую мысль не как ясно осознанное мировоззрение, а как конгломерат одних только отрывочных сентенций, из которых, якобы, только впоследствии, путем эволюции, создалось не что цельное и связное, что и послужило основой «кафолического» богословия.

 

Наш труд рассчитан на изучение и историческое обозрение главным образом первичного христианского сознания первых трех веков христианства, для каковой цели мы и преднаметили первые два тома: первый том — для эпохи мужей апостольских и второй — для эпохи христианских писателей II и III вв. Третий том нашей работы, имеющий обнять эпоху Вселенских соборов, будет посвящен главным образом концент рическому изучению тех точных формул, которые были разработаны в данную эпоху в связи с уяснением той или иной истины христианского вероучения.

 

Казань. 1915 г. Январь 25-го