Впервые услышав о «дяде Коле» (под этим именем скрывался от «официального» мира епископ Варнава), я испытал чувство человека, сделавшего научное открытие. Картина окружающего мира дополнилась важными штрихами. Не то чтобы он стал принципиально другим, но в нем проступили черты, до тех пор скрытые, хотя подспудно и исподволь угадываемые. Черты, помогавшие найти — и поразительно точно — ответы на мучительные вопросы о судьбах Церкви и ее верных детей в этом кровавом и предательском веке.
Мрачное начало восьмидесятых годов. Атмосфера иссушающего обязательного атеизма, понурой идеологической бдительности и всеохватывающего партийного бюрократизма. Среди полумертвого от страха и равнодушного ко всему, что не касается материальной выгоды, общества возникали то тут, то там группки молодых людей, затосковавших о духовном преемстве и стремившихся восстановить личную связь с Традицией. В храмах служили неразговорчивые священники, и раздраженные старухи внимательно следили за тем, с той ли («правильной») стороны передаешь свечу к иконе полюбившегося тебе святого.
К тому времени я уже поездил немного по России, повидал некоторые ее сокровенные уголки — ее святые места, оберегавшиеся от народа карательными органами и зоркими глазами тайных соглядатаев. Уже появились знакомые среди уцелевших остатков тех церковных общин, которые встретили девятый вал разбушевавшегося революционного насилия. Но, глядя на какой-нибудь полустанок в бывшей Нижегородской (или, к примеру, Вятской) губернии, на фигуру бредущего по платформе высокого худого старика, одетого в длинный брезентовый плащ (он приехал сюда издалека, почтить могилу подвижника, скончавшегося лет тридцать назад), на обломок чудной и, конечно, чудотворной иконы в крестьянской избе, на непонятным образом сохранившийся дивный храм в лесу, я спрашивал себя: где же прозорливцы, видевшие насквозь душу человеческую, знавшие прошлое и будущее приходивших к ним? Где они, в эти страшные годы как будто исчезнувшие, испарившиеся с нашей земли? Неужели они не оставили нам, одиноким среди земного «рая», свой опыт, свои подсказки о том, как избежать коварных ловушек на предстоящем пути?
Обнаруженный «дядя Коля» помогал восполнить этот зияющий, как открытая рана, пробел. Кого из нас не окружали в детстве многочисленные дяди и тети, совсем не родственники, но родственные по добродушному отношению друг к другу, по свойскому пониманию твоих младенческих проблем? Такова была не истребленная еще в России атмосфера общения, сродства старших с младшими: по-соседски, по-семейному. И вот среди этого, по сути своей древнего, отеческого (и отцами вымоленного), быта скрывался «бывший человек» дядя Коля, в холщовой рубашке, широких брюках бродивший по городу, выезжавший в пригородный лес, вооруженный фотоаппаратом и записными книжками. Он был епископ, жил в хибаре, в пролетарском районе, среди простого, подчас грубого и пьяненького, народа. Но он недаром скрывал свое епископство — и не только потому, что это было опасно в те годы: созерцая мир вокруг себя, он молил за него Бога. А для этого нужно было самоуничижение, умаление и полная нищета. Подвиг старчества не может совершаться иначе.
Проценко Павел Григорьевич - Биография епископа Варнавы (Беляева) - В Небесный Иерусалим - История одного побега
Нижний Новгород: Издательство «Христианская библиотека», 2010 г. — 736 с.: ил.
ISBN 5-88213-091-3
Проценко Павел Григорьевич - Биография епископа Варнавы (Беляева) - В Небесный Иерусалим - История одного побега - Содержание
Предисловие
Глава 1. От детства к юности. Родина
Глава 1. От детства к юности. Родина
- Родители епископа и его рождение
- Сельская школа
- Предзнаменование
- Под сенью родительского дома
- Крестный
- Гимназия
- Неожиданный выбор будущего пути
- Встреча со старцем
Глава 2. Годы "внешней" учебы и внутреннего искуса
- Студент
- Обретение старца
- О. Алексей Зосимовский
- Студенческое братство
- Паломничество в Святую Землю накануне исторического обвала
- Защита диссертации и окончание "внешней" учебы
- Педагогическая деятельность под гул приближающейся катастрофы
Глава 3. Революция
- Поиск спасения
- "Миротворец". Начало катастрофы в Церкви
- Благодатные встречи и знамения
Глава 4. На епископской кафедре
- Хиротония и первые опыты пастырского врачевания душ
- Собирание паствы
- Первые нестроения.
- Столкновение с главой епархии
- "Отпуск"
- Погружение в пастырскую работу.
- "Окормления"
- Буря гонений, обрушившаяся на Церковь
Глава 5. Уход
- Принятие юродства
- Затвор, или оазис в пустыне
- Дом как последнее убежище
- Жизнь в затворе и творчество
- Основы искусства... жизни
- Дом и община
- На краю мира
- Пустыня каменная - Москва
Глава 6. Арест. Лагерь. Сибирь.
- Суд кесаря
- Передача
- Концлагерь (или откуда начинается рай)
- "Трифон едет!"
- Непрозрачный обитатель г. Томска
Глава 7. В русском Иерусалиме
- Дом обетованный
- Старчество владыки
- Россия "дяди Коли"
- Малая Церковь
- Тупики одиночества
Глава 8. Последний этап
- Примечания
- Основные источники
- Список сокращений
- Основные даты жизни
- Именной указатель
- Альбом иллюстраций
Проценко Павел Григорьевич - Биография епископа Варнавы (Беляева) - В Небесный Иерусалим - История одного побега - Предисловие
Краешком наши жизни пересеклись на земле матери городов русских. Гуляя с родителями по Крещатику, играя возле роскошных киевских фонтанов или собирая каштаны на Владимирской горке, я вполне мог встретить его взгляд или — что почти вероятно (особенно если учесть тонкое восприятие ребенка) — ощутить его молитву.
В августе 1983 года раскрылся передо мной большой красный сундук с его рукописями. Началась — в сложнейших личных и общественных обстоятельствах — напряженная работа. Времени на раздумья не хватало, надо было спасать наследие одного из тех, кого десятилетиями выжигала из российской жизни советская власть. Разбирая по ночам (в свободное от казенной работы время) архив, я наталкивался на сложные проблемы, в частности, на вековую проблематику российской церковной действительности. Ход событий, впрочем, поставил дело исследования творчества и жизни «дяди Коли» в наилучшие лабораторные условия. Вскоре последовал арест, а затем и предательство со стороны лжебратии, кража архива со стороны тех же мнимых друзей, прикрытые фарисейским высокопарным слогом и братскими лобзаниями. Потом наступила полусвобода, переходный период, именуемый демократией и рынком, в который так трудно — хотя и неизмеримо легче, чем в недавние подсоветские годы, — реализовывать дело культуры, писать и издавать книги. Но сами подчас детективные обстоятельства, сопутствовавшие работе, оказались созвучными задачам церковной культуры.
Поэтому надо помнить, что биография епископа, старца, аскета, писателя, как и всякого российского человека нынешней эпохи, связана с болезненными и трагическими сторонами нашего прошлого, с историей человеческой души, насильно загоняемой в рай, озлобляемой и замучиваемой вождями, грехами, страстями (и, конечно, бесами). И пытающейся прорасти к небу плодами, достойными любви. Не будем бояться этих проблем, будем помнить, что правда способствуеттрезвению, а последнее, с помощью благодати Божией, только одно и способно исцелить закоренелые болезни и вывести к Свету.
Категории:
Благодарю сайт за публикацию:
