Рикёр - Бытие, сущность и субстанция у Платона и Аристотеля

Отношения между Платоном и Аристотелем, которые мы исследуем здесь с точки зрения учения о бытии, гораздо сложнее, чем это казалось изначально. Все было бы просто, если бы платонизм был тем наивным реализмом, каким рисует его сам Платон под видом «Друзей Форм» в «Софисте», и если бы Аристотель был просто его противником, то есть другом Земли. Тогда противостояние свелось бы к противопоставлению философии «сущностей» и философии «субстанций», причем центром тяжести аристотелевской философии субстанций была бы теория чувственной и подвижной субстанции.

 

Но аристотелевская субстанция именуется усией\ субстантивированным причастием, «бытия»; стало быть, оно тотчас указывает на ее онтологичность, если можно так выразиться. Более того, то, что составляет «существенность» этого «сущего» (если буквально переводить с греческого), есть его форма, его эйдос: то самое слово, неудачно переводимое нами как «Идея» для Платона и как «Форма» для Аристотеля, которое призвано скрыть более тонкие преемственность и одновременно противоположность между Платоном и Аристотелем, чем те, которые изначально были на виду. Но это еще не самое главное. Ни платоновская онтология, ни аристотелевская онтология не сводятся к теории Идей, или Форм; ключи к платоновскому «эссенциализму» и аристотелевскому «субстанти- визму» нужно искать глубже. 

 

Курс, прочитанный в университете Страсбурга в 1953-1954 гг.

Пер. с франц.

М.: Издательство гуманитарной литературы, 2019. 286 с.

ISBN 978-5-87121-051-2 

 

Об этом издании 

От переводчика 

Цель и план курса 

I. ПЛАТОН 

II. АРИСТОТЕЛЬ 

 

Наиболее отдаленная цель этого «Курса» состоит в том, чтобы воспроизвести онтологические основания нашей западной философии, понять ее интенцию через историю ее начала. Его ближайшая цель заключается в том, чтобы понять значение спора между Платоном и Аристотелем, уловить в нем исток ритма нашей философии. Будет банальностью утверждать, что этот ритм есть ритм философии сущности и философии субстанции. Отчасти это верно. Но подлинный вклад Платона и Аристотеля в метафизику шире. Платон - не просто теоретик Форм, или Идей, но теоретик, самым радикальным образом опровергший элементарный и наивный платонизм в понимании теории Идей. Начиная с «Парменида», выстраивается онтология второго порядка, которая и составляет истинный вклад Платона в онтологию. И еще нужно будет разобраться в том, что мы назвали бы онтологией первого порядка, и выявить наиболее сильные доводы в пользу теории Идей, ибо размышление об идеях бытия и небытия означает, несомненно, не отрицание первой онтологии, а постановку под вопрос ее оснований. Вот почему мы сначала остановимся на этой первой онтологии, причину которой мы будем искать скорее в обосновании человеческой речи, нежели в объяснении реальности. Именно на этом уровне утверждается идея «подлинно сущего», которая есть именно Идея. Радикальная онтология происходит из удвоения вопроса о бытии: что есть бытие этих существенностей, этих подлинных сущих, которые мы назвали формами? При каком условии бытие мыслимо? Этой критической онтологией мы будем заниматься во второй части.

 

Аристотель не менее труден и сложен: аристотелевская субстанция явно симметрична платоновской сущности. Тем не менее эта философия субстанции, которую слишком торопливо сводят к философии чувственной субстанции, тоже погружена в исследование «сущего как сущего». «Метафизика» подступается к чувственной субстанции, лишь исходя из той радикальной проблематики, которую мы будем рассматривать в первой части «Курса», посвященной Аристотелю. Более того, объект физики вводится в «Метафизику» только в качестве этапа между прояснением «сущего как сущего» и определением высшей субстанции, превосходной и первой субстанции: учением, которое предстает как осуществление программы «Метафизики». Мы рассмотрим его во второй части этого же «Курса». Коротко говоря, аристотелевская онтология - не просто антитеза платонизму; радикальную онтологию Аристотеля связывает с онтологией Платона гораздо более тонкое отношение преемственности и противостояния. Именно это следует понять, чтобы оценить истинное значение слишком простого противопоставления философии сущности и философии субстанции.