Жизнь и мысли - Мистика апостола Павла

Когда меня спрашивают, кто же я: пессимист или оптимист, я отвечаю, что мое знание пессимистично, но мои воля и надежда оптимистичны. Я пессимист в том, что в полной мере испытываю на себе всю тяжесть бессмысленности - по нашим понятиям - того, что происходит в мире. Лишь в редкие моменты я бываю по-настоящему рад тому, что живу. Я не могу не ощущать, сочувствуя и сожалея, все те страдания, которые вижу вокруг себя, страдания не только людей, но и всего сотворенного. Я никогда не пытался выйти из этой общины страдания.

Мне казалось само собой разумеющимся, что каждый из нас должен взять на себя часть той тяжести страдания, которая гнетет мир. Еще школьником я ясно сознавал, что никакое объяснение существования зла в этом мире никогда не сможет удовлетворить меня; я чувствовал, что все такие объяснения — это софистика, цель которой - дать человеку возможность не так остро переживать окружающее его несчастье. Каким образом такой мыслитель, как Лейбниц, мог прийти к жалкому выводу, что хотя этот мир действительно нехорош, он является лучшим из возможных миров, - этого я никогда не мог понять.

Но как бы ни занимала меня проблема несчастья в мире, я никогда не позволял себе целиком погрузиться в размышления о ней; я всегда твердо держался той мысли, что каждый из нас может что- то сделать для того, чтобы какая-то часть этого несчастья прекратилась. Так мало-помалу я пришел к выводу, что есть только одна вешь во всей этой проблеме, которую мы в состоянии понять, и заключается она в том, что каждый из нас должен идти своим собственным путем, но это должен быть путь человека, который стремится нести избавление от страданий.

Швейцер Альберт - Жизнь и мысли

2-е изд.

Сост., пер. с нем., послесл. А.Л. Чернявского

М.: Центр гуманитарных инициатив, 2018. 672 с.

(Серия «Книга света»)

Швейцер Альберт - Жизнь и мысли - Содержание

Жизнь и мысли

Глава I. Детство, школьные и университетские годы
Глава II. Париж и Берлин (1898-1899)
Глава III. Первые годы работы в Страсбурге
Глава IV. Исследование проблемы Тайной вечери и жизни Иисуса (1900—1902)
Глава V Преподавательская работа в университете. «История изучения жизни Иисуса»
Глава VI. Исторический Иисус и современное христианство
Глава VII. Книга о Бахе - французское и немецкое издания
Глава VIII. Об органах и органостроении
Глава IX. Решение стать врачом в джунглях
Глава X. Изучение медицины (1905—1912)
Глава XI. Подготовка к отъезду в Африку
Глава XII. Литературная работа в период изучения медицины
Глава XIII. Первые годы работы в Африке (1913—1917)
Глава XIV. Гарэсон и Сан-Реми
Глава XV Снова в Эльзас
Глава XVI. Работа врачом и проповедником в Страсбурге
Глава XVII. Книга воспоминаний об Африке
Глава XVIII. Гюнсбах и заграничные поездки
Глава XIX. Второй раз в Африке (1924— 1927)
Глава XX. Два года в Европе. Третий раз в Африке
Глава XXI. Эпилог

Христианство и мировые религии

Мистика апостола Павла

Предисловие
Основные темы книги
Глава I. Своеобразие мистики Павла
Глава II. Эллинистическое или иудейское?
Глава III. Послания Павла
Глава IV. Эсхатологическое учение о спасении
Глава V. Проблемы эсхатологии Павла
Глава VI. Мистическое учение об умирании и воскресании из мертвых с Христом
Глава VII. Страдание как проявление умирания с Христом
Глава VIII. Обладание духом как проявление воскресания с Христом
Глава DC Мистика и закон
Глава X. Мистика и праведность от веры
Глава XI. Мистика и таинства
Глава XII. Мистика и этика
Глава XIII. Эллинизация мистики Павла Игнатием и богословием Иоанна
Глава XIV. Непреходящие ценности мистики Павла
Религия в современной культуре
Примечания переводчика

Александр Чернявский. Философия и теология Альберта Швейцера

Указатель ссылок на Библию и древнюю литературу. Составитель А.Л. Чернявский

Ветхий Завет и псевдоэпиграфы
Новый Завет
Другие источники

Указатель имен. Составитель Е.Н. Балашова

Швейцер Альберт - Жизнь и мысли - Эпилог

Благодаря активной этике любви, религиозной по своему характеру, а также благодаря своей духовной направленности мировоззрение благоговения перед жизнью родственно христианскому мировоззрению. Поэтому для христианства и для мышления появляется возможность вступить в новые отношения друг с другом - отношения, которые по сравнению с прежними будут больше содействовать развитию духовной жизни. Христианство однажды уже вступило в союз с мышлением, а именно в XVIII столетии, в период рационализма. Оно сделало это потому, что мышление шло ему навстречу своей энтузиастической, религиозной по своему характеру этикой. В действительности, однако, мышление не выработало эту этику самостоятельно, а позаимствовало ее, не подозревая об этом, у христианства. Позднее, когда ему пришлось полагаться лишь на свою собственную этику, выяснилось, что в этой последней так мало жизни и так мало религиозности, что она имеет не много общего с христианской этикой.

Тогда узы, связывающие христианство и мышление, были ослаблены, и современная ситуация такова, что христианство полностью ушло в себя и занимается лишь распространением собственных идей как таковых. Христианство не видит больше никакой пользы в том, чтобы доказывать, что его идеи находятся в согласии с мышлением. Напротив, оно предпочитает, чтобы эти идеи рассматривались как нечто, стоящее за пределами мышления и занимающее по отношению к нему более высокое положение. Тем самым, однако, оно теряет связь с духовной жизнью нашего времени и возможность оказывать на нее какое-либо влияние. Возникновение мировоззрения благоговения перед жизнью теперь вновь ставит перед христианством вопрос: хочет ли оно подать руку мышлению, которое этично и религиозно по своему характеру. Христианство нуждается в мышлении для того, чтобы прийти к лучшему осознанию самого себя.

Столетиями оно хранило заключенную в предании заповедь любви и милосердия, не понимая, что она является основанием для борьбы против рабства, сжигания ведьм, пыток и всех других древних и средневековых проявлений бесчеловечности. И только испытав влияние мышления в век Просвещения, оно постепенно включилось в борьбу за гуманность. Память об этом всегда должна предохранять его от напускания на себя какого бы то ни было превосходства по отношению к мышлению. Многие сегодня находят удовольствие в разговорах о том, каким «поверхностным» сделалось христианство в век рационализма. Справедливость определенно требует, чтобы мы поняли и признали, какую службу сослужило нам это христианство и какую большую компенсацию мы получили за его «поверхностность». В наше время вновь возобновлены пытки. Да, во многих странах с молчаливого согласия правосудия самые позорные пытки используются для того, чтобы вырвать признание у обвиняемых.

Количество ежечасно проистекающих отсюда страданий превосходит воображение. Но этому возобновлению пыток сегодняшнее христианство не оказывает сопротивления даже на словах, не говоря уже о делах. Едва ли оно предпринимает какие-либо усилия и для противодействия суевериям нашего времени. Даже если бы оно и рискнуло оказать сопротивление и предпринять что-либо из того, что осуществило христианство XVIII столетия, оно оказалось бы неспособным реализовать свое намерение, так как у него нет никакой власти над духом нашего века. Делая столь мало для реализации своей духовной и этической природы, современное христианство в порядке компенсации тешит себя иллюзией, что оно год от года укрепляет свое положение в качестве Церкви. С помощью этой новой разновидности секуляризации оно приспосабливается к духу века. Подобно другим организованным корпорациям, оно работает над созданием хорошей, все более сильной и однородной организации.

При этом требование улучшения организации оправдывается историей и практическим успехом. Но в той степени, в которой оно выигрывает во внешней силе, оно проигрывает в силе духовной. Христианство не может занять место мышления, мышление должно быть его предпосылкой. Оставаясь замкнутым в себе, оно не способно преодолеть отсутствие мысли и скептицизм. Воспринять вечное и непреходящее в его идеях может лишь та эпоха, которая обладает элементарной религиозностью, проистекающей из размышлений. Как река сохраняется от постепенного высыхания благодаря тому, что она питается подпочвенными водами, — точно так же и христианство нуждается в подпочвенных водах элементарной религиозности, которая является плодом размышлений. Реальную духовную власть оно сможет приобрести лишь тогда, когда люди увидят, что дорога от мышления к религии свободна от препятствий. Я знаю, что сам я именно мышлению обязан тем, что остался религиозным человеком и христианином. Тот, кто мыслит, свободнее относится к традиционной религиозной истине, чем тот, кто не мыслит, но ее глубокие и непреходящие основы первый усваивает намного лучше второго.

Суть христианства - в той форме, в какой оно возвещалось Иисусом и постигается мышлением, — заключается в том, что только через любовь можем мы достигнуть единения с Богом. Все живое знание Бога происходит от того, что мы сердцем ощущаем его как волю к любви. Тот, кто понял, что идея любви — это духовный луч света, дошедший до нас из бесконечности, перестает требовать от религии, чтобы она предоставила ему полное знание сверхчувственного. Он не может, конечно, не задумываться над великими вопросами: каков смысл существования зла в этом мире; каким образом в Боге, первооснове бытия, нераздельно существуют воля к творению и воля к любви; в каком отношении находятся друг к другу духовная и материальная жизнь и каким образом наше существование является в одно и то же время и преходящим, и вечным. Однако он способен отставить эти вопросы в сторону, как бы ни было для него мучительно навсегда расстаться с надеждой получить на них ответы.

Зная о духовном бытии в Боге через любовь, он обладает тем единственным, что ему необходимо. «Любовь никогда не перестает, хотя и... знание упразднится», — говорит апостол Павел. Чем глубже религиозное чувство, тем скромнее его притязания на познание сверхчувственного. Оно подобно дороге, которая вьется между холмами, вместо того чтобы идти прямо через них. Опасение, что христианство, благосклонно отнесясь к возникающей из мышления религиозности, впадет в пантеизм, беспочвенно. Любая форма живого христианства пантеистична - в том смысле, что она обязана рассматривать все сущее как существующее в первооснове всего бытия. Но в то же время всякое этическое религиозное чувство выше любой пантеистической мистики, выше тем, что оно не находит Бога любви в природе, но знает о нем только из того факта, что Он объявляет о себе в нас как воля к любви. Первооснова бытия, в качестве которой Он проявляет себя в природе, - это для нас всегда нечто безличное.

Но к первооснове бытия, которая открывает себя нам как воля к любви, мы относимся как к этической личности. Теизм не противостоит пантеизму, но возникает из него как этически определенное из природного и неопределенного. Столь же необоснованным является и сомнение в том, сможет ли прошедшее через мышление христианство с достаточной серьезностью донести до человека сознание его греховности. Серьезность достигается вовсе не тем, что о греховности много говорят. В Нагорной проповеди об этом сказано немного. Но благодаря стремлению к освобождению от греха и к чистоте сердца, вложенному Иисусом в обетования блаженств, его слова становятся великой проповедью покаяния, постоянно обращенной к человеку. Если христианство ради традиции или каких бы то ни было иных соображений откажется от постижения самого себя посредством этико-религиозного мышления, это будет несчастьем и для него самого, и для человечества.

В чем христианство нуждается, так это в том, чтобы преисполниться Духа Иисуса. Благодаря этому оно превратится в живую религию духовности и любви, к чему оно и было предназначено с самого начала. Только в таком качестве может оно стать закваской в духовной жизни человечества. То, что в течение последних девятнадцати столетий считалось христианством, — это только начало, полное слабостей и ошибок, а не зрелое христианство, вытекающее из Духа Иисуса. Поскольку я предан христианству и глубоко к нему привязан, я стараюсь служить ему верой и правдой. Никоим образом не пытаясь защищать его ненадежным оружием христианской апологетики, я обращаюсь к христианству с призывом: в духе искренности прийти к согласию со своим прошлым и с мышлением, чтобы осознать свою истинную сущность. Я надеюсь, что появление элементарного мышления, ведущего к этико-религиозной идее благоговения перед жизнью, может способствовать сближению христианства и мышления.

Категории:

Благодарю сайт за публикацию: