Светлов - Античный неоплатонизм и александрийская экзегетика

В любой из больших культурных эпох есть мыслители, вызывающие удивление и даже восхищение решительностью, с какой они осмеливаются давать ответы на «самые-самые» вопросы. Именно эти мыслители «задают» классические традиции в истории философской мысли, как бы структурируя целые культурные периоды. Условно их можно разделить на две категории.

 

Первая — мыслители веков расцвета какой-то определенной культуры, вторая — те, кто жил на границе эпох и говорил как бы на нескольких языках, а точнее — на совершенно особом языке, вырабатываемом ситуацией перелома, разрыва культурных традиций. Фигуры второй категории всегда немножко странны. Будучи родоначальниками самых неожиданных по итогу философских (или богословских) школ, они рассуждают наивно, архаично, «не укладываясь» в перспективу грядущего мыслительного горизонта. В концепциях таких мыслителей присутствует нечто «сверх» -, над-историческое, поэтому они, как правило, остаются за рамками признания культуры, решающий шаг к установлению которой они делали. Только наступление нового перелома пробуждает их от непопулярности, а то и безвестности. Чтобы не быть голословными, вспомним, что Ренессанс «возрождал» античность именно через фигуры переходных веков: мораль через Сенеку и Плутарха, историю через Тацита и Светония, платонизм через Плотина.

 

Издательство С.-Петербургского университета, 1996. —232 с.

ISBN 5-288-01469-8

 

Введение

Глава 1. Век гнозиса и экзегетики

Глава 2. Мир, постигаемый только умом

Глава 3. « Ведающая вера»

Заключение

Литература

 

 

Тема, вынесенная в название данной работы, указывает как раз на самый кардинальный из всех переломов, случавшихся в европейской истории. Мы имеем в виду II-III вв. нашей эры, время, когда языческая античность оказалась на грани кризиса, кризиса не только внутреннего (сама античность вообще не ощущала его как внутренний), но и внешнего. Из ничего возникший, ничем поначалу вроде бы не выделявшийся среди многочисленных культов умерших культ общины христиан охватил вдруг все Римское государство и из небытия безвестности превратился в религию мирового значения. Она не только отвращала массы людей от древнего благочестия, но и оказалась в состоянии выстроить собственное концептуальное обоснование, превратившись во вполне дееспособную силу, конкурирующую с языческой античностью на всех уровнях — от массовых форм культа до интеллектуальных штудий.

 

Перемены всегда происходят незаметно и очень быстро. Второй, да и третий века жили в уверенности, что мода на христианство имеет временный характер — как множество мод, которые довелось испытать античному язычеству. Поэтому Диоклециановы гонения были первым действительно серьезным ударом по христианству, решительным, целенаправленным и безусловно мощным. Первым, но и последним ударом, так как он был нанесен слишком поздно. Христианство, распространяясь и строя новые связи, уже оборвало многие старые жизненно важные нити. Это была та самая ситуация перелома, разрыва культурных традиций, которая и служит предпосылкой для появления «надысторических мыслителей». Тогда, во II-III вв., ими стали Климент Александрийский (приблизительно 150-215), Ориген (185-254), Плотин (205-270). (Они будут в центре нашего внимания.) Первые двое принадлежали к только начинающейся, делающей первые шаги традиции теоретического христианского богословия, третий находился на самом гребне языческой античной культуры, оказавшись родоначальником последней в древней метафизике великой школы — школы неоплатонизма.

 

Исторически судьбы христианского богословия и языческого неоплатонизма разнились необычайно. Первое определяло собой духовную жизнь средневековья, да и ныне продолжает оставаться одной из важнейших составляющих нашей культуры. Второй же с идеологической точки зрения колебался между подчеркнутым равнодушием к христианам и жесткой полемикой с ними; предел его истории был положен уже через три столетия известным эдиктом византийского императора Юстиниана (529 г.). христианина и ревнителя своей веры. Однако это не помешало христианскому богословию использовать неоплатонические ходы мысли, терминологию и т. д. (что современными исследователями трактуется как «христианский платонизм»). Однако различие в исторических судьбах вовсе не было очевидно во II-III вв., когда о далеких перспективах и не задумывались, — христиане по причине широко распространенной эсхатологичности мироощущения, язычники из-за убеждения в незыблемости Римской Империи и тех уложений, форм жизни, что восторжествовали в Средиземноморье со времен Октавиана Августа.