Уффельманн - Самоуничижение Христа

Земная природа Христа, как мы убедились, концептуализируется христологией воплощения как (несхожее) обретение божественным образа, которое, в свою очередь, становится предметом разнообразных форм и практик и ре-презентируется в метонимиях и метафорах. Такую двойственность отображения и образца Клиффорд Гирц аналогичным образом закрепил в своем понятии двух моделей — назвав их «модель от чего-то» и «модель для чего-то» [Geertz 1973: 87—125].

 

Точно так же метонимические и метафорические образы, которые были описаны в предшествующих главах (3.2-3.5), являются, с одной стороны, репрезентациями Христа в том смысле, что это отображения, определяемые исходя из прообраза, из восходящих к нему репрезентаций. С другой стороны, отображения, или репрезентации, которые по отношению ко Христу представляют собой, скажем, икону, габитус подражателя Христу, ритуал крещения с его формулой сораспятия и т. п., сами обладают функцией побуждать к дальнейшим репрезентациям, новым отображениям и актуализациям. Отчетливее всего это обстоятельство проявляется у апостола Павла, который подает свои собственные страдания как подражания страстям Христовым и одновременно как образец страданий для последующих подражателей Христу (см. 3.3.2.3).

 

В этом аспекте в ходе исследования различных реализаций ке- нотической модели нельзя ограничиться двучленными отношениями отображения А-Б (где А — Иисус Христос, а Б — опирающиеся на него материальные отображения), а необходимо задаться вопросом, каким образом само Б несет в себе призыв отобразиться в В и Г и тем самым вновь актуализировать А. Любая реализация модели, любое изображение, которое подает себя как ре-презентацию первичной самопрезентации божественного в воплотившемся (см. 3.1.9.1), передает своим реципиентам паренезу2, заключающуюся в том, что необходимо воспринять ре-презентируемое этой реализацией А (Христа), в свою очередь, как побуждение к новой реализации — будь то персональное следование, новое образное представление или передача с помощью языка.

 

Если мы преследуем культурно-историческую цель, то будет мало просто описать, как Христос говорит, согласно Евангелию от Матфея: «ήρατε τόν ζυγόν μου έφ’ ύμάς, καί μάθετε άπ’ έμοΰ, δτιπράός είμι καί ταπεινός τη καρδί^»3, и тем самым кульминацию всего своего Евангелия Матфей сосредоточивает на Великом поручении Христа (Мтф 28:19 и сл.). Также недостаточно установить факт, что паренеза смирения становится центральным топосом христианской — и в особенности русской православной — гомилетики. Ибо череда моделей «от» и «для» выходит за пределы речевых актов, эксплицитно выражающих паренезу. Так, например, прослеживается связь между первым значимым старцем из Оптиной пустыни Леонидом (он же Лев), проживающим это смирение, например, в скромной форме пития пива, неофитом Климентом Зедергольмом с его трудом «Жизнеописание старца Леонида (в схиме Льва)» (см. 5.3.6.5.) и, наконец, с «убогостью» и похмельем ерофеевского пьяницы Венички, который предлагает в образцы для подражания самого себя (см. 9.5.2). Различные медийные пути переплетаются в паренезе подражания Христу (см. также 5.3.9), отталкиваясь от нее, моделируются в зависимости от нее и сами становятся пригодными для подражания моделями.

 

Пер. с нем. И. Алексеевой. - Бостон / Санкт-Петербург: Academic Studies Press Библиороссика, 2023. - 508 с. — (Серия «Современная западная русистика» = «Contemporary Western Rusistika»).

ISBN 979-8-887193-82-3 (Academic Studies Press)

ISBN 978-5-907767-03-4 (Библиороссика)

 

II. РУССКИЕ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ И ПРАКТИКИ

Библиография

Указатель имен

6.1. Чернышевский в политическом контексте 1860-х годов

 

К концу 1850-х годов в России впервые сформировалось пронизывающее различные слои населения и постепенно организующееся противостояние царскому государству [Ulam 1977]. То обстоятельство, что в рамках (прото)социалистических учений получили распространение также и атеистические концепции, не сузило продуктивность кенотических образцов, функционирующих теперь по-новому (см. 5.5). Нечаевская прагматизация самоотречения в целях конспирации и притязание на христоподобие преступников вместо христоподобия жертв — по Засулич (ср. 5.5.5.2) — будоражили общество 1870-х годов.

 

В 1860-е годы на фоне растущего влияния заговорщиков-террористов, революционной интеллигенции и группы людей вокруг журнала «Современник» важная роль досталась одному литературному тексту — роману Николая Гавриловича Чернышевского (1828-1889) «Что делать?» 1863 года. В отличие от дискурсивных программ террористов, этот текст в советские годы сохраняет канонический статус и образует один из важнейших опорных пунктов советских конструктов традиции.

 

6.2. «Что делать?» Чернышевского: перечитывание советских конструктов традиции

 

Краткий экскурс В. И. Ленина о Чернышевском в рамках его ключевого философского труда «Материализм и эмпириокритицизм» порождает своего рода шаблон, который решающим образом сказался на рецепции Чернышевского в советское время. Оценка Ленина выглядит так:

 

Чернышевский — единственный действительно великий русский писатель, который сумел с 50־х годов вплоть до 88-го года остаться на уровне цельного философского материализма и отбросить жалкий вздор неокантианцев, позитивистов, махистов и прочих путаников. Но Чернышевский не сумел, вернее: не мог, в силу отсталости русской жизни, подняться до диалектического материализма Маркса и Энгельса [Ленин 1979-1983,18: 384].

 

А. Лаврецкий в 1968 году отмечает: «авторитетная оценка <...> Чернышевского дана Лениным» [Лаврецкий 1968: 218], добавляя, что наряду с оценкой Чернышевского Марксом и Энгельсом эта интерпретация Ленина приобретает исчерпывающий характер, указывающий на то, как Чернышевского надлежит воспринимать [там же: 219], то в таком случае нет преувеличения в словах о некоем «ленинском каноне» в исследованиях о Чернышевском [Pereira 1975: 111]. Критик 1850-х годов и автор программного романа «Что делать?» предстает как «предшественник» большевистской теории [Смолицкий 1968: 140] (см. об этом [Гуральник 1980: 236]). Этот антиципационный топос, разумеется, не столько говорит о самом Чернышевском, сколько цементирует телеологическую историософию революционного материализма.

 

Пер. с нем. И. Алексеевой. — Санкт-Петербург : Academic Studies Press / Библиороссика, 2024. — 466 с. — (Серия «Современная западная русистика» = «Contemporary Western Rusistika»).

ISBN 979-8-887194-65-3 (Academic Studies Press)

ISBN 978-5-907767-18-8 (Библиороссика)

 

III. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ТРАНСФОРМАЦИИ

Библиография  

Указатель имен