Современное богословие - Золотая серия ББИ
Согласно Альберту Швейцеру «последовательная эсхатология» Иисуса, т.е. его ожидание скорого пришествия Царства Божьего была раздавлена роковым колесом невозмутимо непрерывно идущей вперед истории. После же катастрофы христианской истории в Первой мировой войне возникло совершенно новое понимание эсхатологии в так называемом «богословии кризиса» Карла Барта и Рудольфа Бультмана, а также независимо от них у Пауля Альтхауза. Не неотвратимо движущаяся вперед история приводит к разрушительному кризису это эсхатологическое ожидание будущего, а являющаяся трансцендентальным образом вечность приводит к предельному кризису всякую человеческую историю. Не история уничтожает эсхатологию, а эсхатология - историю.
Место «последних вопросов и ответов, последнего решения и звука последней трубы» не после дождичка в четверг в иллюзорном конце истории, а «здесь и сейчас», когда вечность врывается во время, когда призыв Божьей керигмы ставит человека перед окончательным решением, когда человек до последнего конца продумывает мысль о Боге. Эсхатон, о котором говорит христианская эсхатология, это не временной конец нашей истории, как это описано у Карла Крауза: Die letzten Tage der Menschheit (Karl Kraus, 1918/19), а присутствие вечности в каждом моменте этой истории.
Юрген Мольтман - Пришествие Бога - Христианская эсхатология
Серия «Современное богословие»
М.: Издательство ББИ, 2017. — xviii + 387 с.
ISBN 978-5-89647-342-8
Перевод: Антон Тихомиров
Перевод книги Jurgen Moltmann, Das Kommen Gottes. Christliche Eschatologie, издательство Gutersloher Verlagshaus, Gutersloh
Юрген Мольтман - Пришествие Бога - Христианская эсхатология - Содержание
Предисловие к русскому изданию
Предисловие к немецкому изданию
I.Грядущий Бог. Эсхатология сегодня
- § 1. Перенос эсхатологии во временную плоскость
- § 2. Перенос эсхатологии в плоскость вечности
- § 3. Эсхатология грядущего Бога
- § 4. Возрождение мессианского мышления в иудаизме
II.Вечная жизнь. Частная эсхатология
- § 1. Любовь к жизни и смерть
- § 2. Бессмертие души или воскресение плоти?
- § 3. Является ли смерть следствием греха или естественным концом жизни?
- § 4. Где находятся умершие?
- § 5. Смерть, скорбь и утешения
III.Царство Божье. Историческая эсхатология
- § 1. Апокалипсис истории
- § 2. Мессианская эсхатология: «Тысячелетнее царство»
- § 3. Политический милленаризм: «Священная империя»
- § 4. Политический милленаризм: «нация-избавительница»
- § 5. Церковный хилиазм: «мать и наставница народов»
- § 6. Эпохальный хилиазм: рождение «Нового времени» из духа мессианской надежды
- § 7. Необходима ли хилиастическая эсхатология?
- § 8. Последние времена человеческой истории: экстерминизм
- § 9. «Конец истории»: пророки постистории
- § 10. Необходима ли апокалиптическая эсхатология?
- § 11. Всеобщее восстановление
IV.Новое небо и новая земля. Космическая эсхатология
- § 1. Будущее творения: саббат и шехина
- § 2. Уничтожение или исполнение мира?
- § 3. Конец времени в вечности Божьей
- § 4. Конец пространства в Божьем присутствии
- § 5. Космический храм: небесный Иерусалим
V.Слава. Божественная эсхатология
- § 1. Самопрославление Бога
- § 2. Самоосуществление Бога
- § 3. Взаимодействие между божественным и человеческим деланием
- § 4. Полнота Божья и торжество вечной радости
Библейский указатель
Именной указатель
Юрген Мольтман - Пришествие Бога - Христианская эсхатология - Предисловие к немецкому изданию
В конце - начало. Эсхатология считается «учением о последнем» или о «конце всего». Это неплохое ее осмысление с апокалиптической точки зрения, но совершенно не христианское ее понимание. Мыслить апокалиптически означает продумывать все до конца: многозначность истории должна однажды стать однозначной, время бренности должно однажды пройти, не поддающиеся ответу вопросы бытия однажды должны прекратиться. Из мук истории и из невыносимости исторического бытия рождается вопрос о конце: «лучше ужасный конец, чем ужас без конца».
Кажется, что эсхатология ищет окончательное решение всех неразрешимых проблем, как возмущенно заметил сэр Исайя Берлин, намекая на посвященную «решению еврейского вопроса» в лагерях смерти конференцию СС 1942 г. в Ванзее. Кажется, что богословская эсхатология представляет собой эндшпиль «теодрамы» всемирной истории, как это видел Ганс Урс фон Бальтазар, который получил это понятие в наследство от Сэмюэла Беккета. Если оглянуться на историю эсхатологии, то библейским образом она представляется в виде великого Божьего суда над добрыми и злыми, заканчивающемся небесами для одних и адом для других. Является ли Страшный суд окончательным Божьим решением человеческой истории? Другие же мечтают о последней битве в войне между Христом и антихристом или Богом и дьяволом, должной произойти в день Армагеддона, неважно, будет ли она происходить при помощи божественного огня или атомных бомб.
Все считают, что эсхатология имеет дело с концом, с последним днем, с последним словом, с последним делом: последнее слово принадлежит Богу. Но если бы эсхатология была таковой и только таковой, то было бы лучше попрощаться с нею, ибо «последнее» портит вкус «предпоследнего», а вымышленный или предвосхищаемый «конец истории» отнимает у нас свободу бесчисленных исторических возможностей, а также терпимость к их несовершенству и предварительности. В таком случае земная, ограниченная и уязвимая жизнь становится невыносимой, а ее хрупкая красота уничтожается эсхатологической окончательностью. Думающий только о конце упускает жизнь. Если бы эсхатология была ничем иным, как религиозным «окончательным решением» всех вопросов, даваемым, чтобы сохранить за собой последнее слово, то она действительно являлась бы крайне неприятной разновидностью богословского упрямства или даже психологического террора наподобие того, что осуществляется среди наших современников рядом апокалиптических шантажистов.
Однако христианская эсхатология не имеет ничего общего с такими апокалиптическими «окончательными решениями», ибо ее тема совсем не конец, а, скорее, новое творение. Христианская эсхатология есть напоминание о надежде на воскресение распятого Христа, и потому она говорит о новом начале после смертного предела. «Как бы то ни было, конец Христа стал Его подлинным началом» (Эрнст Блох). Во всех своих личностных, исторических и космических измерениях христианская эсхатология следует данному христологическому образцу: в конце - начало!
Перед своей казнью Дитрих Бонхеффер попрощался со своим товарищем по заключению Пайне Бестом в концентрационном лагере Флоссенбюрг такими словами: «Это конец, но для меня он начало жизни». Иоанн на Патмосе в «последнем дне» мира видит не уничтожение, не всемирный пожар или ледяную смерть, а первый день нового творения: «Се, творю все новое» (Откр 21:5). Так же и т.н. «конец истории» - будучи воспринятым в воспоминании о надежде Христовой - является концом временной истории и началом вечной истории жизни. Христос может быть назван «концом истории» только в том смысле, что Он есть зачинатель и предводитель вечноживой жизни. Когда жизнь воспринимается и проживается в общении со Христом, тогда ощущается, что в каждом завершении сокрыто новое начало. Оно еще не известно, но можно надеяться: новое начало найдет и восставит меня. Именно потому я сознательно назвал эту книгу не «Последнее» и не «Конец всего», а «Божье пришествие». В Его творческом будущем конец становится началом, и истинному творению еще только предстоит явиться.
Будучи написанной спустя 30 лет после «Теологии надежды» (1964), эта эсхатология полностью соответствует тому учению надежды.
2017-06-11
Категории:
Благодарю сайт за публикацию:
Комментарии
Книга, ожидаемая мною уже
Приятного чтения...
Слава Богу! Эта книга - гимн
Удар ниже пояса по
"Cогласно реформатской ортодоксии в версии Безы и Гомаруса, которая изложена в Дордрехтских установлениях 1618 г. и обоснована на Лейденском синоде 1628 г., еще до сотворения мира Бог решил одних людей избрать во Христе, других же проклясть из-за их грехов, чтобы на одном «сосуде» открыть свою безусловную благодать, а на других - свой праведный гнев. Оба «сосуда» служат славе Божьей.213 Но поскольку в рамках истории остается сокрытым, кто принадлежит к избранным, а кто к проклятым, то Бог дает Евангелию быть возвещаемым для всех.
В верующих историческим образом открывается их избрание, а в неверующих - проклятие. На последнем суде избранные и отвергнутые откроются окончательно, ибо как милость, так и гнев Божьи проявятся тогда очевидным образом. Поэтому к истинной вере относится perseverantia usque ad fmem, а к подлинному неверию - соответствующее ожесточение вплоть до самого конца.
Согласно такому суперлапсаристскому учению о предопределении, Божье решение о спасении или гибели человека открывается не во Христе и не в Евангелии, а - предварительно - в исторической вере или неверии, окончательно же только на последнем суде.
«Опыт учит», - так утверждал уже Кальвин, что одно и то же Евангелие может иметь двойное воздействие, вызывая у одного веру, а у другого неверие, разделяя тем самым людей через их решение в отношении веры. В таковом разделении открывается вечный замысел Бога и предвосхищается двойной исход Суда, ибо, как учил Аристотель, последнее в своем осуществлении есть всегда первое в своем замысле. Согласно такому учению о predistinatio gemina, Бог вовсе не желает помочь всем людям и сотворить все новое. Он сотворил людей, только чтобы обладать «сосудами» для откровения своей милости и своего гнева и тем самым прославить себя таким контрастным образом.
Глубочайшее основание такого ужасающего учения о предопределении находится вовсе не в богословии, а в эстетике, в искусстве симметрия создается противоположностями. При помощи антитез воздвигается ясность и красота Бога и человека. Это есть аристотелевская теорема соответствия, которую Августин использовал в богословии: «По установлению Божьему красота мира открывается в противоположностях. Поистине, Бог не сотворил бы ни одного человека, не говоря уже об ангелах, об испорченности которых Он знал заранее, если бы Он точно так же не знал, что он сможет использовать ее для блага, украшая тем самым устройство мира, подобно тому как стихотворение украшается антитезами.
Называемое антитезами есть наипрекраснейшее из всех языковых украшений... Точно так же как противопоставленные друг другу противоположности составляют красоту стиля, так же и красота мира образуется противопоставлением противоположностей...
Как на полотне в нужном месте изображаются темные тени, так же и общность всего, если рассматривать ее правильно, украшается и грешниками, хотя они, рассматриваемые сами по себе, портят картину своим уродством».
Если эстетика соответствия и есть внутренний мотив учения о двойном предопределении, то оно, на самом деле, будет учением об универсализме славы Божьей и открывает следующую возможность услышать в «Нет» божественное «Да»: только в прославлении Бога заключается спасение твари; даже если я из-за неверия становлюсь сосудом гнева Божьего, а Бог через свой гнев прославляет себя во мне, то и, будучи отверженным, я, таким образом, служу Его славе и- пусть и негативным образом - оказываюсь спасен. Поистине, это аргументация resignatio-ad-infernum в духе Достоевского! "
"Великий перелом - от гибели