Путь богопознания

Ресурс представляет собой сборник богословских журналов  "Путь богопознания", которые в течение более десяти лет выпускала Московская богословская семинария Евангельских христиан-баптистов.

 

Каждый журнал содержит диссертации студентов, исследования преподавателей семинарии, а также научные работы западных и отечественных исследователей в области истории христианства, систематического богословия, библеистики и прочих наук.

 

Путь Богопознания, выпуск 8, Москва, 2002

Культуру в целом можно считать попыткой преодоления смерти, по крайней мере это одна из ее важнейших функций. В любой культуре присутствуют свои рецепты, позволяющие так или иначе справиться со страхом перед ней. В книге «Человек перед лицом смерти» француз­ский историк Филип Арьес перечисляет несколько подходов к самой проблеме. Когда-то это была «прирученная смерть», она не казалась очень страшной — ее воспринимали как простой переход в руки любя­щего Бога. Сегодня это, по выражению Арьеса, «перевернутая смерть», он здесь имеет в виду прежде всего наивную попытку выставить ее за дверь, избегнуть всякого упоминания о ней.

Альтернативы вере в бессмертие разнообразны. Утописты по-преж­нему мечтают о рождении на земле счастливого общества, пытаются заменить жажду жизни вечной «социальным бессмертием» — надеж­дой увековечить себя в результатах собственного труда. Другие нахо­дят забвение в погоне за наслаждениями, в семье, творчестве и еще во многом другом. Являются ли подобные рецепты подлинным выходом?
 

Помочь здесь может творчество Достоевского, писателя, который, пе­режив искушения нашей эпохи, смог вернуться к христианскому пониманию смысла жизни.
 

Подобно подавляющему числу людей, Достоевский боялся смерти.
Однажды, учась в Инженерном училище, он, по свидетельству своего друга, упал в обморок, увидев похоронную процессию1.

1  Григорович Д.В. Из «Литературных воспоминаний»// Ф.М.Достоевский в вос­
поминаниях современников, т. 1, М., 1990, с, 207.

 

В молодости Достоевский, подобно Гоголю боялся впасть в летаргический сон и быть похороненным заживо. В связи с этим он, отходя ко сну, оставлял даже письменные распоряжения2.

2 Трутовский К.А. Воспоминания о Федоре Михайловиче Достоевском//Ф.М. Дос­тоевский в воспоминаниях современников, т. 1, М., 1990, с. 174.

 

После ареста и оглашения приговора Дос­тоевскому пришлось пережить несколько безмерно тяжелых минут ожи­дания казни. Позднее, когда развилось его психическое заболевание, после припадков он ощущал глубокий, иррациональный страх смерти3.

3  Достоевская А.Г. Из «Дневника 1867 года//Ф-М.Достоевский в воспоминаниях
современников, т. 2, М., 1990, с. 81

Вместе с Достоевским страшатся и его герои. «Ах, как это страш­но! Думаешь ли ты когда-нибудь об этом мраке? Ах, как я боюсь смер­ти!» — Лиза («Подросток»). «Я жизнь люблю, я за жизнь мою ужасно боюсь, я ужасно в этом малодушна!» — Катерина Николаевна («Под­росток»). «Я там все храбрилась, а здесь смерти боюсь. Я умру, очень скоро умру, но я боюсь, боюсь умирать » — Лиза («Бесы »). «Боюсь смер­ти и не люблю, когда говорят о ней» — Свидригайлов («Преступление и наказание»).

 

Боится смерти и Родион Раскольников. Его эмоции осо­бенно выразительны, поскольку в них присутствует опыт самого писа­теля, пережившего оглашение смертного приговора:

«В сознании о смерти и в ощущении присутствия смерти всегда для Раскольникова было что-то тяжелое и мистически ужасное с самого детства... Где-то, — подумал Раскольников, — где это я читал, как один приговоренный к смерти, за час до смерти, говорит или думает, что если бы пришлось ему жить где-нибудь на высоте, на скале, и на такой узенькой площадке, чтобы только две ноги можно было поставить, а кругом будут пропасти, океан, вечный мрак, вечное уединение и вечная буря, — и оставаться так, стоя на вершине пространства, всю тысячу лет, вечность, — то лучше так жить, чем сейчас умирать. Только бы жить, жить и жить! Как бы ни жить, — только жить!.. Экая правда! Господи, какая правда! Подлец человек!.. И подлец тот, кто его за это подлецом называет! — прибавил он через минуту».

Для некоторых утешением и смыслом жизни становится служение социальным утопиям, которыми, как известно, интересовался Досто­евский в юности. Иван Карамазов в исторической беседе с Алешей в скотопригоньевском трактире замечает, что вопрос о Боге и всеобщем счастье — две стороны одной медали. Если «русский мальчик» придет к выводу, что Бога нет, то непременно займется проектами «о передел­ке всего человечества по новому штату». Иван считает, что это «все те же вопросы, только с другого конца».