Об истории Европы написаны сотни тысяч книг и миллионы статей. Большинство из них посвящено частным темам либо отдельным странам, регионам и эпохам. Но существует немало и таких работ, которых охватывают, по замыслу авторов, всю европейскую историю. Поэтому еще раз приниматься за труд, темой которого является история этой части света, разумно лишь в том случае, если во всех наличных публикациях имеются изъяны, которые можно попытаться избежать. А они в них действительно есть. Автор мог убедиться в этом, когда приступил к преподаванию европейской истории в Московской духовной академии. Из множества книг, тематически соответствующих этому курсу, однотомных и многотомных, российских и переводных, не оказалось ни одной, которая бы могла вполне удовлетворить как самого преподавателя, так и студентов православной школы в концептуальном отношении. Кроме того, практически во всех отечественных и западных историях Европы имеются очевидные диспропорции, и связаны они с тем обстоятельством, что в российской школе из европейской истории изымается история России, которая преподается у нас в виде самостоятельной дисциплины, и подобное разделение материала отражается в литературе, а в западных трудах по европейской истории российская тематика оказывается либо за бортом, либо на недостойных ее задворках, по причине вековых предрассудков. В последнее время их принято называть русофобией — термин, представляющийся чрезмерно эмоциональным и не вполне корректным, по крайней мере, относительно личных убеждений многих ученых.
Этим дефектом не страдал, например, А. Тойнби, но выйти вполне из плена сложившихся на Западе стереотипов не мог и он, так что даже в его грандиозном труде «Постижение истории» Россия хотя и присутствует, но не в меру ее действительной роли в мировом историческом процессе. Выразительным примером не вполне добросовестной интерпретации российской истории на фоне общеевропейской может послужить переведенная на русский язык книга норманна дэвиса «История Европы». Ее автор специально занимался славистикой и, казалось бы, благодаря этим своим штудиям, мог более основательно и справедливо представить роль России в драме европейской истории, но получилось нечто обратное: помимо традиционных на Западе предубеждений, Дэвис обогатил свою палитру еще и красками, позаимствованными у наших польских или «рутенских» доброжелателей, хотя книга его не лишена достоинств, написана по-журналистски занимательно.
Как в отечественные, так и в западные курсы по истории Европы входит, естественно, Византия. Среди западных историков есть ученые, которые способны достойно оценить величие Ромейской империи, нигде и никогда не превзойденную духовную высоту и рафинированность ее культуры, но это относится к тем из них, кто специально занимается ею, — к византологам, и лишь к лучшим из них. Когда же Византия включается в общеевропейский контекст, то западному ученому избавиться из плена Гиббоновой схемы, построенной на откровенной и демонстративной византининофобии, практически не удается. От нее не свободны до конца и наши отечественные историки. Речь идет не о византологах, а о тех авторах, которые пишут на западные сюжеты и участвуют при этом в написании трудов, посвященных европейской истории. Диспропорции в соотношении уже самих объемов текстов, посвященных в них, с одной стороны, западным, а с другой — синхронным им византийским сюжетам, поражают воображение. Что же касается основной идеи предлагаемого вниманию читателей труда, то она выражена в самом его названии: «История Европы: дохристианской и христианской», призванном обозначить главную тему и центральный нерв европейской истории. Что таким нервом служит христианство, — это очевидность, признание которой не предполагает определенных мировоззренческих предпосылок, а только добросовестный взгляд на предмет, называемый европейской историей. С констатацией именно этого обстоятельства органически связано и видение автором главной интриги истории европейского и средиземноморского региона в соотношении таких ключевых для нее метаисторических символов, как Рим — Новый Рим и Третий Рим, с одной стороны, преемствующих один другому, а с другой — синхронно сопребывающих.
Автор не ставил перед собой задачи расширить объем конкретных знаний по истории Европы, ввести, как принято говорить на академическом жаргоне, в научный оборот новые документы, выявить ранее не известные факты. Свою задачу он видит в том, чтобы, опираясь на уже выполненные научные исследования, корректно и с соблюдением должных пропорций, изложить исторический материал исходя из такого видения драмы европейской истории, которое вытекает уже из самой его принадлежности к Православной Церкви.
В достаточной ли мере он вооружен для подобного труда? Судить об этом предстоит читателю, предупреждая которого можно лишь указать на первое, филологическое в области германистики, и второе, богословское образование автора, обозначить сферу его профессиональных интересов: история Церкви и каноническое право, — и дилетантских: всемирная и российская история, этнология и этнография, история искусства. Взяться за подобное предприятие при столь очевидных лакунах в историческом образовании его побудило, в частности, и такое соображение, что едва ли вообще могут сыскаться профессионалы, которые бы специально занимались всеми периодами европейской истории и всеми регионами, на пространстве которых она протекала. Подобные труды поэтому более ответственно могут выполнять лишь содружества, объединяющие историков разного профиля, но у коллективных изданий есть неизбежный порок: в них теряется целостность видения хода истории, а когда общая концепция задается в заранее готовом виде и все, что не умещается в нее, безжалостно отсекается, то возникает гнетущее впечатление идеологической за-шоренности, тем худшее, что чаще всего она оказывается казенной и официозной. Поэтому есть смысл в том, чтобы за труды, превосходящие круг профессиональных знаний авторов ввиду широты своей тематики, принимались также и одиночки.
Относительно хронологических границ предлагаемого труда — это именно история, без археологии, в старинном смысле этого термина, иначе говоря, — это история европейской цивилизации, а не археологических культур. Спускаясь в глубину прошедших веков европейской истории, автор остановился на ступени, обозначающей рубеж III и II тысячелетий до Рождества Христова. Именно тогда на Крите сложилась развитая цивилизация, переросшая рамки археологической культуры. Для других регионов Европы — это другие эпохи. Систематическое изложение истории этих регионов, собственно, и начинается в предлагаемом труде в каждом случае с того момента, когда там происходила подобная метаморфоза, связанная обыкновенно с появлением письменности, государства, городов. В христианскую эпоху включение новых стран и народов в поток истории в Европе сопряжено было с их крещением. Ио имели место и исключения: для Хазарского каганата параллельное значение имело принятие иудейской религии, для Булгарии — ислама.