Русская Церковь - Век двадцатый - Том 2 - Книга 2

3 июля. День иноческих именин старца иеросхимонаха Анатолия [Потапова] (мирские именины были 30 августа — Александра Невского). Восемь лет нет его на земле. <.. .>

 

Смотрю на его фотографию, снятую Колей [Чернышевым] за 2 недели до его смерти (30 июля 1922 г.). Простое русское (конечно, великорусское) старческое лицо — из крестьян, из мещан (он и был московский мещанин), из ремесленников, с негустой бородой, никогда, видно, не подстригаемой, с реденькими уже волосами (они до плеч, и только это и делает лицо не-мир-ским). Руки корявые, рабочие, натруженные, с больными ревматическими суставами, все в жилках, в крупных, буграстых, рабочих жилках. Если близко, близко вглядеться, и пристально притом, в лицо — оно даже строго: глубокая, изведанная опытом многих тысяч сердец и душ грусть залегла в складках (поперечных) между бровями и в трудной напряженности бровей. Глаза из-под покорных им, не затемняющих и не заграждающих их век, глаза пристальны, зорки, — и даже строги — не укоряющие, а горестно-строгие: видящие глаза. Они видят то, что неизбежно видеть на земле: безумие и горести достойную жесточь человеческую. Губы сомкнуты под седыми широкими усами, они почти не видны, но и в их замкнутости — строгость, — и та же: горестная. Во всем лице и в каждой черте его — она одна. Она да зоркость, провидящая, исполненная великой грусти.

 

Таково лицо единого наследника «старца Зосимы» (он был 8 лет ближайшим келейником у «старца Зосимы» — у старца Амвросия, собеседника Достоевского, Толстого, Вл. Соловьева, руководителя К. Леонтьева), но таково оно, если наклониться над ним и впереться взором в его черты.

 

Стоит только отойти на немного от него, стоит только глянуть на него как глядят на всякое живое лицо при живой встрече или беседе, как смотрели на него те десятки (наверное, и сотни) тысяч людей, больших и малых, которые прошли перед ним за годы его старчества, — стоит только так посмотреть на его лицо, — как увидишь в нем ласкающую, переливающуюся на солнце радость вечного детства, веселой и все сердца веселящей мудрости, — той мудрости, которая так легка и светла. <...> Что за лицо! Все сплошь оно улыбка, все сплошь оно — привет, все сплошь оно — облегчение каждому, кто посмотрит на него. <.. .>

 

В о. Анатолии (как и в его старце и учителе — Амвросии, и в других, им подобных) поражала насущнейшая нужность его для всякого. Я не встречал человека, которому бы, встре-тясь с ним, о. Анатолий оказался ненужен, излишен, беспотре-бен, кому бы он был обходим. <...> Круг «нежности» о. Анатолия поистине был огромен: от убожейшей калужской бабы, — от козельского «дурачка» без штанов, — до утонченнейшего интеллигента, изломаннейшего поэта, государственного лица, или особы наиверхнего этажа. Я слышал от одного архиерея рассказ о том, как ему привелось исповедоваться у о. Анатолия и как он — архиерей, стало быть, лицо, по образованию, сану и делу своему, имевшее возможность самым лучшим образом найти удовлетворение своим духовным нуждам, — никогда и ни у кого не получал такой совершеннейшей духовной помощи, как у простеца, старца, совестившегося, в смирении своем, и исповедовать «Владыку», — и старец этот оказался ему нужен не в меньшей степени, чем неграмотной масальской бабе. <...> Я видел нужность о. Анатолия бесконечным потокам народного моря, плескавшим в Оптину в годы войны, — мутным, вспененным, недобрым зачастую потокам. Я видел у о. Анатолия толстовцев, добролюбовцев, теософов, вольнодумцев, революционеров, — и у каждого оказывалась с ним точка подлинной, разнообъемной, но одинаково действительной нужности.

 

М.: Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, 2021. - 1016 с.

ISBN 978-5-7429-1276-7 

ISBN 978-5-7429-1330-6 (Кн. 2)

 

Примечания

Оновные события российской церковной истории в период 1917-1939 гг. Хронологический указатель

За Христа пострадавшие. Аннотированный именной указатель 

Использованные источники

Используемые сокращения